– Коля, перестань! – осадила его Ирина.
– А что тут такого? Я ж, Леха, тружусь вахтенным методом. Месяц на Севере, месяц – здесь. За месяц так изголодаешься, что готов залезть на все, что движется. Не говоря уж про собственную жену.
– Коля!
– А чего – мы тут все взрослые люди. Но ты, Леха, смотри – к жене моей, пока меня не будет, не приставай. У меня рука тяжелая. Вот, глянь-ка… – Бурильщик сжал кулак. – Удар – пятьсот килограмм! Я тебе без шуток говорю. Бычка-двухлетку с ног валю! Веришь?
– Верю, – пробормотал Алексей.
– Ну, вот давай за это и выпьем.
– За что? За бычка?
– За силу нашу мужскую!
– Коля, тебе хватит.
– Короче – за «лося»! – не обращая внимания на ропот жены, уточнил бурильщик. – Чтоб хорошо жилося, чтоб хорошо спалося и чтоб хорошо еб… ся!
Они выпили.
Широков обнял жену за плечи.
– Моя Иришка – страшная шалунья! – сообщил он соседу игривым тоном. – Такое в постели вытворяет, что мама не горюй!
Бурильщик наклонился к уху аспиранта и громко зашептал:
– Скажу тебе по секрету, Леха, у нее там все выбрито! Все до последней волосинки, представляешь?
– Широков! – гневно осадила его Ирина.
Ее муж заржал и выпрямился.
– А что, он уже взрослый парень! Пусть завидует! А, аспирант? Завидуешь?!
Он весело хлопнул парня лапой по худому плечу.
– Ладно, я в туалет. Как говорят у нас на Севере, брошу «кирпич», пока окончательно не смерзся! А заодно проверю, достаточно ли этот дом «умный», чтобы подтереть мне задницу!
Он захохотал, поднялся из-за стола и удалился из гостиной. Ирина тоже встала и подошла к холодильнику.
Аспирант поднялся вслед за ней, подошел сзади почти вплотную – и вдруг обхватил рукой за талию и поцеловал в шею.
Ирина обернулась, и они слились в страстном поцелуе. Она положила ему палец на губы.
– Не надо. Он сейчас вернется.
– Я его ненавижу, – процедил аспирант сквозь зубы.
– Я тоже, – тихо сказала Ирина.
– Когда мы это сделаем?
– Скоро. Может быть, сегодня.
Алексей запустил ей руку под халат. Женщина тихо застонала и закусила губу.
– Сумасшедший, – пробормотала она.
Где-то хлопнула дверь.
– Он возвращается! – тихо воскликнула Ирина и оттолкнула от себя Алексея. – Быстро за стол!
Когда Широков вошел на кухню, они снова сидели со спокойными лицами, поблескивая интеллигентскими очками.
– А вы чего такие кислые? – громко спросил Широков, брякнувшись на стул. – Эх, вижу, студент, не умеешь ты дам развлекать. Ну, ничего, еще научишься, какие твои годы!
Он нагнулся и поцеловал Ирину в губы. Та отшатнулась, он засмеялся.
– Хорошая у меня жена, правда? А уж любит меня: как сучка – хозяина! Пока я дома – ни на шаг не отходит. Все силы забирает, все соки из меня выпивает. Понимаешь, о чем я? – Широков подмигнул парню, не замечая, как тот побледнел. – Страстная бабенка! Ну, давай – за баб!
Алексей резко поднялся из-за стола.
– Мне пора, – сказал он. Поправил очки и добавил: – Приятно было познакомиться.
– Ну, пора так пора. Где выход – знаешь, так что провожать не буду. Ты заходи, если что!
– Зайду, – пообещал аспирант. – До свидания.
Он повернулся и вышел из кухни. Ирина встала было следом, чтобы проводить гостя, но Широков удержал ее:
– Да сиди. Он же сосед! Почти как член семьи.
– Да, – промямлила Ирина и снова села на стул.
Николай внимательно вгляделся в ее лицо.
– Чего это с тобой?
– А что?
– Как-то побледнела. Менструация, что ли?
– Отстань.
Из прихожей донесся щелчок закрываемой двери. Ирина повернулась к мужу и сердито заговорила:
– Дурак ты, Широков! Дурак и скотина! Наплел невесть что при чужом человеке!
– Да ладно тебе.
– Не язык – ботало! Что он о тебе теперь подумает? Да и обо мне заодно.
– Подумает, что я крутой мужик. А ты – страстная женка. Да ладно, не кисни. Иди-ка лучше ко мне.
– Отлипни! Я сегодня не хочу.
Бурильщик прищурил недобрые глаза.
– Только и слышу – отлипни да отлипни. Мне ж через несколько дней на вахту.
– Я не виновата, что плохо себя чувствую. Ты же знаешь, как на меня влияет погода. Голова болит, и вообще…
– Голова… – Широков вздохнул. – Голова – это, конечно, причина. Но ведь не повод? Не повод, а, Ириш?
– Хватит нести ерунду.
Он снова прищурил глаза и сказал властным, грубым, не терпящим возражений тоном:
– Сегодня ночью ты меня приголубишь, ясно?
– Чего?
– Сегодня ночью ты меня приголубишь.
– А не то что?
– Увидишь.
Ирина отвела взгляд.
– Угрожает он еще… – тихо проговорила она. – Водку-то допьешь или в холодильник убрать?
– Допью. Чего там уже допивать-то.
Широков взял бутылку и наполнил свою рюмку, но, прежде чем пить, посмотрел в окно.
– Погода портится, – сказал он.
– Да, – тихо отозвалась Ирина. – По телевизору обещали ураган.
– Для Москвы это уже не новость. Надеюсь, стекла в нашей «умной квартире» не повылетают. – Бурильщик посмотрел на жену замаслившимися от алкоголя глазами и насмешливо провозгласил: – За сегодняшнюю ночь! Она обещает быть бурной!
И залпом опорожнил рюмку.
Филипп, тринадцатилетний мальчик с копной каштановых волос на круглой массивной голове, стоял у двери и слушал разговор родителей. В щель ему было видно и маму, сидящую на кровати, и отца, стоявшего за ноутбуком.
– Я хотела тебе кое-что сказать, – заговорила мать.
– Что? – спросил отец, просматривая на ноутбуке какие-то таблицы.
– Я хотела сказать… Черт, даже не знаю, как ты к этому отнесешься…
– Оль, давай без предисловий, – сухо проговорил он.
Она помолчала, а затем вдруг спросила:
– Олег, я уродина?
– Нет, – ответил отец.
– Может, я толстая?
– Нет.
– Я ухаживаю за собой, я занимаюсь спортом.
– Ну да. Ты у меня молодец.
Она посмотрела мужу в глаза:
– Олег, что со мной не так?
– Не понимаю, о чем ты.
– Ты мне изменяешь. Я знаю.
– Раз знаешь, то зачем об этом говорить?
Мать сжала кулаки. Отец заметил это, усмехнулся и сказал:
– Что ты хочешь от меня?! Чтобы я рассказал тебе в подробностях о том, как спал с твоей подругой? Хорошо. Мы занимались с ней этим на кухонном столе, в ванне с горячей мыльной водой и даже в парке, в кустах сирени! И это было здорово, слышишь? Это было великолепно!
Лицо матери стало белым, как бумага. В горле у нее что-то заклокотало, а затем она выговорила, будто выплюнула слова:
– Ты омерзителен! И я… я тоже тебе изменила!
– Что? – отозвался отец, не отрываясь от своих таблиц.
