— Извини, что тебя раскрыли на жатве.
— Это не была жатва. Это было предотвращение косьбы.
Его голос был натянутым, и я подумала, что для того, кто пробыл тут так долго, он ведет себя по-детски. Может быть, поэтому его прикрепляли к семнадцатилетним.
— Все равно мне жаль, — сказала я, ковыряя верхушку цементной стены.
Опершись о стену, Барнабас уставился в небо и вздохнул. — Не волнуйся об этом.
Когда снова сгущалось молчание, я начала постукивать ногтями по цементу.
— Было понятно, что наиболее красивый — темный жнец.
Барнабас обратил взгляд на меня. — Красивый? Накита — темный жнец.
Я пожала плечами.
— Вы все великолепны. Я могу выделить одного из вас из толпы только по этому признаку. — У него на лице отразилось удивление — как будто он никогда не замечал, как они все безупречны. Когда он отвел взгляд, я добавила — Ты узнал ее?
— Да, я слышал ее пение ранее, — сказал он тихо.
— Так что когда она использовала свой амулет для кошения, я смог сопоставить имя и лицо. Она была темным жнецом достаточно долго, чтобы иметь камень такого темного фиолетового оттенка. Они медленно меняют цвет с опытом, светлые жнецы движутся по спектру вниз, от зеленого к желтому, оранжевому, и, наконец, красному, настолько темному, что кажется почти черным. Темные жнецы идут другим путем, вверх от голубых и пурпурных цветов к фиолетовому оттенку. Цвет твоего камня отражается в твоей ауре, когда ты используешь амулет. Но ты еще не видишь наши ауры, так ведь?
Это было поистине язвительное замечание, и если бы я не думала о собственном камне, черном как космос, я бы сказала ему заткнуться.
— Так она в этом дольше тебя, — сказала я, и он обернулся ко мне в удивлении.
— Как ты это поняла? — спросил он обиженным голосом.
Я взглянула на его амулет, сейчас просто черный т. к. он его не использовал.
— Это как радуга. Ее цвет фиолетовый, а твой оранжевый, в шаге от красного, просто с другого конца радуги. Твой пока еще не красный. Когда будет красный, ты будешь такой же опытный, как и она.
Он окинул меня взглядом, его поза стала напряженной. — Мой амулет не оранжевый. Он красный!
— Нет, не красный.
— Красный! Он был красным со времен пирамид.
Я махнула рукой. — Как бы то ни было … Я все равно не поняла, как в это вписывается возможность слышать ее пение.
Тяжело вздохнув, он отвернулся от меня к парковке.
— Амулеты делают возможным общение за пределами земного шара, и я слышал ее. Цвет камня и звук ее пения совпадают. Как если бы слышать ауру, вместо того чтобы видеть. Так что, не трудно понять, кто поет, потому что на земле нас так мало. И хотя я могу слышать темных жнецов, я не понимаю, что они говорят. Накита должна была бы изменить цвет своих мыслей, чтобы он совпадал с цветом моей ауры, а мы настолько далеко расположены в спектре, что это почти невозможно. К тому же, зачем мне ее мысли в моих.
Мои брови поднялись. Эта крупица информации могла быть полезной, ведь я провела последние четыре долбанных месяца, пытаясь научиться использовать свой амулет.
— Хм. Я думала ты просто… появляешься на небесах, когда хочешь поговорить, или что-то типа того.
У него склонилась голова. — Целая вечность прошла с того времени, как я принял амулет, и стал привязан к Земле.
Он привязан к Земле? — Ничего себе, — сказала я, гравий заскрипел под моими ногами, когда я повернулась к нему лицом.
— Жнецы привязаны к Земле?
— Нет, только светлые жнецы, — сказал он с выражением лица похожим на смущение.
— Накита вольна приходить и уходить. Она на земле столько, сколько нужно чтобы убить, потом она уходит.
Это было сказано, скорее, с горечью.
— Я думала все ангелы живут на небесах.
— Нет, — сказал он кратко. — Не все из нас.
Скривившись, он провел рукой по своим вьющимся волосам, каким-то очаровательно-привлекательным образом делая их еще более неряшливыми.
Некоторые ангелы грешили, и часто вставали на путь жнецов ради искупления. И когда они искупают грехи, они возвращаются к своим обязанностям.
Искупление? Искупление грехов? Барнабас стал жнецом, потому что попал в неприятности? И тут я, впутываю его в новые. Я полагаю, спасение жизней будет отлично выглядеть в любом ангельском резюме.
— Что ты сделал? — Спросила я.
Барнабас скрестил руки и облокотился на стену.
— Я светлый жнец не по причине моральной ответственности, не потому что разгневал серафимов. Меня не волнует, что они думают.
Я слышала, как Барнабас ругался в адрес серафимов, когда мы сидели у меня на крыше и кидали камни в летучих мышей. Я очень хорошо знала, что он не высокого мнения о напыщенной элите царства ангелов, но я не могла не удивляться, что такого серафимы сделали. Полагаю, управлять вселенной очень непросто.
Все еще не смотря на меня, Барнабас оттолкнулся от стены и двинулся, чтобы встать на границе света.
Он мне ничего не скажет, чувство, которое усилилось, когда он положил руки на бедра и уставился на раскаленную парковку
— Хотя она права. Кое-что воняет хуже черных крыльев на солнце, — сказал он, едва ли не сам себе.
— Накита сказала, что у тебя камень Кайроса. Этого не может быть. Он… — Барнабас повернулся, пугая меня своим выражением лица.
— Мэдисон, я тут думал. Когда появится Рон, я попрошу его передать твое обучение кому-то другому.
Я разинула рот и почувствовала себя так, будто мне врезали в живот. Внезапно это все прояснило. Он сдается. Боже, я должно быть глупее, чем я думала. Обиженная, и не зная что еще делать, я соскользнула со стены, оцарапывая тыльную сторону ног потому что не оттолкнулась достаточно сильно. Слезы защипали глаза и, хватая велосипед, я направилась к дальнему выезду. Я направлялась домой. Рон сможет найти меня там.
— Ты куда? — Спросил Барнабас когда я закинула ногу на велосипед.
— Домой. — Будучи смертельно уставшей. Я не могу никому сказать, и сейчас меня бросают как никому не нужный Рождественский кекс. Если Барнабасу я не нужна — меня это устраивает. Но стоять здесь пока он говорит это Рону — унизительно.
— Мэдисон, это не то чтобы ты подвела меня. Я не могу учить тебя, — сказал Барнабас, его карие глаза выражали беспокойство и симпатию.
— Потому что я мертвая и глупая. Эту часть я поняла, — сказала я несчастно.
— Ты не глупая. Я не могу учить тебя из-за того, чей у тебя амулет.
В его словах было пугающее количество заботы, и я остановилась, неожиданно испугавшись. За все это время Рон так и не мог понять, что за амулет я украла.
