— А как твоего мужа по-настоящему звали? Бака — это ведь сокращение от какого-то имени? — Внутри у Леонида боролись два противоположных желания: уйти и посвятить себя деловому дню или остаться, вернуться в постель с этой рыжеволосой кудесницей, послав на время все дела к черту.
— Нет, не сокращение. После возвращения из Индии он принял это имя и потратил массу нервов и денег, чтобы оно появилось в его паспорте. — Эльвира приблизилась к нему вплотную и, обхватив руками за плечи, прижалась, словно желая поделиться огнем, бушевавшим в ней.
Леонид понял, что еще немного, и он сдастся, но, пересилив себя, решительно от нее отодвинулся.
— Да уж, он был тот еще оригинал. Но этим он мне симпатичен: мы живем во времена стереотипов, и нам нравится, когда что-то выделяется из серой повседневности, при условии, что не мешает жить, — чуть задыхаясь от накатывающего желания, произнес Леонид и стал отступать к входной двери.
— Имя Бака — из «Махабхараты». Это был асур, брат Путаны, воин Кансы, — не без торжественности пояснила Эльвира, раздумывая, как произвести следующую атаку.
— Из того, что ты сейчас сказала, мне понятно лишь слово «путана» — это из тех, которые промышляют на Большой окружной дороге? — Леонид сделал выбор и демонстративно посмотрел на часы, выставив руку, словно возводя преграду между ними.
— Асур, если кратко, — это воин-демон. Путана — тоже демон, женского рода, дочь царя, пыталась умертвить Кришну, кормя его грудью, но тот сам ее засосал до смерти, — произнесла слегка обиженным тоном Эльвира, но тут же взяла себя в руки и успокоилась.
— Древние времена — дикие нравы. Как я понимаю, Канса тоже не был положительной личностью?
— Царь-узурпатор, восстал против своего отца и много бед сотворил, пока его самого не отправили на небеса.
— Короче, компания — лучше не придумаешь! А вот какие были мотивы у твоего мужа, когда принимал это имя? Наверное, была тому причина?
— Возможно, была, но я ее не знаю. Как-то не интересовалась: Бака так Бака.
— А какое у него было настоящее имя?
— Артем.
— По-моему, оно звучит лучше, чем Бака, это что-то из глубокого детства и похоже на слово «бяка». Я убежал по делам, а вечером приду за биографией.
— Ты останешься на ночь?
— Будет видно, но скорее да, чем нет. Если ты пообещаешь обойтись без своих художеств: исполосовала мне всю спину, грудь, как будто я дрался с диким зверем.
— Извини — мне было так хорошо, и я не соображала, что делаю.
— Кстати, от чего умер Бака? Надеюсь не от твоих супружеских ласк?
— Лёнчик, не делай из меня исчадие ада… Бака просто не вернулся.
— Не вернулся? Откуда?
— Оттуда…. Утром он сидел у мольберта перед только что законченной картиной, и глаза у него были открыты. Так часто бывало — через некоторое время он приходил в себя, и я не придала этому значения. Ушла на целый день… Вечером пришла, а он по-прежнему сидит и совершенно холодный… Вызвала «скорую» — врач констатировал смерть и вызвал труповозку.
— А может, он был живой, только в коме? — пофантазировал Леонид. — Или, может, он занимался йогой и вошел в глубокий транс? Где его похоронили?
— Как он хотел: тело сожгли, а пепел я развеяла.
— Кошмар! — Леонида бросило в пот. — А если это в самом деле был транс, и он пришел в себя в гробу, который уже находился в печи крематория? — Он живо себе представил, как в огне корчится, кричит очнувшийся человек, как побелел от ужаса истопник, понимая, что уже ничем не может помочь.
— Делали вскрытие, чтобы установить причину смерти, так что если это был транс, то он умер раньше, на прозекторском столе. — Эльвира была спокойна, лицо безмятежно, словно это ужасное предположение ее совсем не тронуло.
— Какая причина записана в его свидетельстве о смерти?
— Сердечная недостаточность. Пятьдесят лет — в наше время для мужчин это возраст.
— А я думал, что он постарше был. Вечером нужна будет его биография: найди готовую или сама напиши, что вспомнишь.
«Жаль, что нет его фотографий, — было бы любопытно посмотреть на этого чудака со странностями, рисовавшего сюрреалистические картины на индийские мотивы и верившего, что его работы могут кого-то вылечить, — подумал Леонид, проигнорировал лифт и бегом спустился по лестнице с четвертого этажа. — Но ведь паспорт у него был, и фотография в нем была — выходит, все же фотографировался. И заграничный паспорт у него был — без него бы в Индию не попал. Пусть Элла поищет его заграничный паспорт, карточки на документы. Умер он в пятьдесят, а фотографию в паспорт должен был вклеить в сорок пять, не исключено, что они где-то у него валяются».
Время нахождения в «командировке» Леонид использовал, занимаясь материализацией своей идеи — продвижением картин художника Смертолюбова. Ночи он проводил с его вдовой, которая оказалась неистощимой выдумщицей в плане секса и получения удовольствия.
А вот автобиографию мужа Эльвира не нашла и сама написала, что знала. Оказалось, что знала она совсем немного, хотя они вместе прожили шесть лет. Но и то, что она поведала, удивило Леонида. Оказывается, Смертолюбов происходил из семьи обрусевших немцев и являлся одним из непрямых потомков знаменитого генерала Тотлебена, создавшего многие известные фортификации, героя обороны Севастополя. А чудная фамилия — Смертолюбов — это не что иное, как перевод фамилии Тотлебен.
В двадцатых годах ХХ столетия прадед художника предчувствовал, что знаменитая фамилия может сыграть роковую роль в судьбе близких людей после победы пролетариата, но все же был не в силах расстаться с ней — в их роду генеральский мундир носил каждый второй по мужской линии. Возможно, не будь революции, и он дослужился бы до этого чина. И он сделал ее перевод, но только в несколько искаженном варианте: «тот» — смерть — осталась, а «лебен» — жизнь — трансформировалась в «любить».
Он не предполагал, что столь мрачной выдумкой вызовет гнев Судьбы — фамилия оказалась пророческой: прадеда расстреляли в начале тридцатых, дед погиб на фронте в Великую Отечественную, отец сгинул в лагерях в пятидесятых, уже перед самой смертью Сталина, но перед этим успел осчастливить свою жену ребенком — Артемом. Даже бронзовый бюст самого генерала, графа Тотлебена, установленный в Севастополе, не избежал фатальной участи — во время боевых действий ему оторвало голову германским снарядом, правда, впоследствии памятник восстановили и неоднократно реставрировали.
Теперь, вместе со смертью Баки-Артема, полностью оборвалась эта ветвь рода Смертолюбовых, так как художник за свою жизнь был трижды женат, но детей не имел. Во всяком случае, Эльвира о них не слышала, а за время замужества не замечала у него тяги к обзаведению наследниками. У нее самой была дочь от первого брака, которая жила с ее родителями, и она считала, что свой материнский долг выполнила.
