– Вот именно, чел! – воскликнул Вейлон. – А те ребята в черном попрыгунчике – они, типа, секретные агенты, прикинь!
– Мне передали про них по радио, сынок, – опять усмехнулся помощник Спрэг. – Это ребята из ВВС, они отслеживали эту штуку, вот и все. Кстати, вертолет не черный, он темно-зеленый. А по телевизору ничего не было, наверное, потому, что все получилось неожиданно. Спутник свалился без предупреждения. – Спрэг все больше походил на полицейского, язык его тела изменился – теперь жесты и мимика помощника шерифа излучали уверенность в себе и власть. – Так что давайте, ребята, двигайте отсюда. Туда не пускают даже народ с Пятого канала. Расходитесь, все. Ничего не поделаешь.
Адэр присмотрелась к вертолету, его пропеллер до сих пор вертелся.
– О'кей, он темно-зеленый.
Вейлон зашептал ей в ухо:
– Надо попробовать обойти копов, подобраться поближе. И тут ее осенило. Спасательное судно!
– Помощник Спрэг, мой отец зарабатывает нырянием и спасательными работами под водой. Он всего в миле отсюда.
– Если он подгонит сюда катер… Но, солнышко, я, конечно, не могу гарантировать…
– Мейсон! Погнали! Надо сообщить папе.
– Как скажешь, – покладисто пробормотал Мейсон.
– О'кей, а я выйду на дорогу, – возбужденно говорил Вейлон, пока они возвращались к фургону, – обойду копов и вернусь через кусты. Увижу эту штуку, точно вам говорю.
– Bay, – вяло отозвался Мейсон. – Крыша поехала. Нет, ты что, не понял?
Отец был в пижаме, в банном халате, в шлепанцах и в депрессии – у него, видно, опять кончились лекарства. Теперь его логово – диван в гостиной. Он мрачно согнулся над старой исцарапанной акустической гитарой. Когда Адэр вошла, он пробормотал с безнадежной тоской:
– Я больше не помню аккордов.
У отца Адэр было длинное лицо и длинный нос, которые выглядели еще длиннее, когда он впадал в депрессию, – потому, наверное, что он тогда так понуро держал голову. А темные глаза смотрели взглядом потерявшейся собаки.
Адэр на мгновение испугалась: вдруг у него снова будет приступ? Пока был только один. Тогда отец вроде бы заледенел в беспомощности, как компьютер, в котором задействовано сразу слишком много программ. Он не разговаривал два дня и только тряс головой. А перед этим тоже все ходил в пижаме.
Но потом она вспомнила, как ходила с ним на катере, когда была маленькой. Как она гордилась, глядя на его костюм для погружений! Как весело он улыбался и поднимал вверх большой палец, а потом лихо переваливался через борт!
Сколько раз он спасал людям жизнь! Корабли тонули, а люди оставались под палубой, трюм медленно заполнялся водой.
Теперь, глядя на отца, трудно было поверить, что тот сильный, веселый человек – это тоже он.
– Папа, есть работа для спасателя! Прямо сейчас!
Он ударил по струнам, извлекая минорный аккорд, и мрачно покачал головой.
– Сейчас? Они должны заключить со мной контракт.
– Ник!
Из кухни пришла мама, в руках – губка, на лице – привычное выражение неодобрительного удивления. Покачав головой, она спросила:
– Тебе нужна работа? Эй, привет! Иногда ведь приходится отправляться туда, где есть работа. – Она посмотрела на Адэр, резкие черты лица и вечно опущенные уголки губ при взгляде на дочь выразили привычный скепсис. – И где эта работа, Адэр? И почему это ты скачешь на месте, как будто у тебя в джинсах полно муравьев?
– Я и пытаюсь вам рассказать, – нетерпеливо отмахнулась Адэр. – Была авария. – Ей не хотелось сообщать, что речь идет о спутнике. Объяснения только затянут дело.
– Автомобиль? Кто-нибудь слетел с пирса?
– Нет. Какой-то самолет или вроде того. Что-то маленькое, папа. Там собрались важные шишки. Это в конце дороги к Нортоновской круче. Помнишь, где тот старый причал, в бухте Сьюзен-бей?
Мама явно заинтересовалась. Правительственные организации должны заплатить ныряльщику очень прилично. Она подошла к мужу. Маленькие аккуратные ножки ступали быстро и уверенно; твердой рукой она забрала у него гитару. Он будто и не среагировал, только на лице появилось выражение пассивной обиды. Адэр смутно догадывалась, что это какая-то косвенная форма агрессии.
– Ник, нам нужны деньги. Что бы мы с тобой ни решили, все равно понадобятся деньги. Вставай и отправляйся туда. Даже не ходи к лодке. Все снаряжение в грузовике.
– Я сейчас не могу…
– Ник!
От этого резкого, лающего призыва он вздрогнул – немного театрально, на взгляд Адэр, – потом с явным усилием встал, заворчав что-то от напряжения, и отправился в спальню переодеваться. Адэр пришло в голову, что отец вроде бы и сам решил пойти, но зачем-то вынудил маму кричать и выглядеть такой заразой.
У дивана в загроможденной, неопрятной гостиной была гитарная стойка. Мама подошла к ней и скорбным движением сунула туда гитару, и опять Адэр почудилось в этой сцене нечто нарочитое – так ставят на каминную полку урну с прахом дорогого почившего.
– Мама, в чем дело?
Сиамская кошка Силки вспрыгнула на маленький столик с лампой и уселась рядом с Адэр – как раз там, где ей быть совсем не полагалось. Старая, старая кошка с узловатым хвостом и в клочковатой шубе. Вместо того чтобы согнать ее, Адэр сделала то, за чем кошка пришла, – почесала ее за ушами, погладила по голове.
– Силки, старушка, шелковая, мягкая… – Кошка подняла на девочку затуманенные глаза и издала рокочущий, одобрительный звук, но Адэр все еще ждала ответа матери.
Мать быстро провела обгрызенными ногтями по тонким, как дым, волосам и, отведя взгляд, спросила:
– Что ты имеешь в виду? Какое дело?
– Только что ты сказала папе «что бы мы с тобой ни решили…». О чем это ты?
– Да ничего особенного. – И она повернулась, чтобы уйти в кухню.
Оказалось, что в проеме коридора, который вел к его комнате, стоит Кол.
– Она имеет в виду развод. Они давно уже это обсуждают.
– Кол! – воскликнула мать, но к Колу не обернулась, а быстро ушла в кухню, неразборчиво бормоча: – Не говори о том, чего не знаешь. Я, конечно, понимаю, тебе почти девятнадцать и все такое, но все же – помолчи. – Окончание фразы донеслось уже чуть слышно из другой комнаты: – Хотя бы попробуй.
Кол был выше и папы, и мамы, с головой, которая казалась слишком большой для его тела. Волосы, не усмиренные стрижкой, вольно закручивались в густые каштановые локоны. Кол носил очки в роговой оправе – лишь потому, что выглядят они просто ужасно, – слишком просторные армейские брюки, отрезанные у колен, выше – камуфляжная куртка и заляпанная пятнами от пиццы футболка с физиономией Родни Муллена. Бледное, с тяжелой челюстью лицо Кола практически ничем не напоминало ни маму, ни папу; и время от времени произносились неизбежные шутки, что это «стрелочник виноват». Адэр видела, что маму они раздражают.
