А в 1596 году сектанты объявились в Шотландии, на сей раз под личиной бродячих целителей. Центром их деятельности стал Эдинбург. В качестве вознаграждения за труды среди бедного люда им был дарован участок земли в горах. Так они обосновались среди неприветливых громад Пентланд-Хиллз. Там, следуя традиции, завезенной в Англию из далеких краев, Хоразос и его последователи построили храм. Правда, на этот раз, чтобы получить водоем, им пришлось соорудить запруду на горном ручье. Эта работа отняла у них несколько лет. Горная долина была их собственностью, и они предпочитали не привлекать к себе излишнего внимания. Все шло прекрасно… какое-то время.
А затем поползли слухи о непристойных языческих ритуалах, о детях, которые, заблудившись в горах, попадали под влияние странной, гипнотической музыки, о жутком чудовище, которое якобы выползало из самой преисподней, дабы присутствовать при ритуальном убийстве, а затем вкусить плоти убиенной жертвы. В общем, рано ли, поздно ли, но правда всплыла наружу. Как ни старался Хоразос скрывать свои мерзкие делишки, у людей уже имелись серьезные подозрения на тот счет, чем, собственно, занимается он и члены его секты. И это в годы правления Якова IV, который не далее как пятью годами ранее обвинил эдинбургских присяжных в «пособничестве заблуждениям», когда те вынесли оправдательный приговор по знаменитому делу ведьм из Норт-Бервика! В данном же случае нужды в действиях властей не возникло, ибо их опередила группа неизвестных лиц — по всей видимости, обитателей соседнего Пенникьюика, где уже пропало несколько детей. Мерзкий орден Хоразоса и его последователей был разгромлен до основания в течение одной ночи; храм превратился в руины. От колонн остались торчать, словно пни, одни основания.
Не было никаких сомнений, что центр культа располагался именно здесь. Предания о нем передавались среди местных жителей из поколения в поколение еще пару столетий. Так что когда в середине восемнадцатого века Мак-Гилкристы построили здесь фамильную резиденцию, дом автоматически получил имя «Темпл-Хаус». Звучное название мгновенно пристало к нему… но что еще сохранилось здесь от прошлых веков? И в чем, собственно, заключалось проклятие Мак-Гилкристов?
Я зевнул и потянулся. Был уже восьмой час, и заходящее солнце окрасило гребень гор в бронзовый цвет. Внезапно мое внимание привлекло какое-то движение за окном. Это мой друг направлялся к краю запруды. Он остановился между двумя полуразрушенными колоннами и устремил взгляд в воду. Затем Карл откинул голову назад и сделал глубокий вздох. Выглядел он усталым, но одновременно довольным, и я невольно удивился — с чего бы это?
Я шире открыл окно и выглянул наружу. Воздух был липкий и душный.
— Эй, Карл! — крикнул я. — Ты похож на кота, который добрался до сливок.
Он обернулся и помахал мне рукой.
— Возможно. Все дело в моей картине. Такое чувство, будто мне передался ее ритм. Она еще не закончена… но скоро я ее завершу.
— И как она, хороша? — поинтересовался я.
Карл лишь пожал плечами, но этот его жест скорее означал утверждение, чем равнодушие.
— Ты занят? Спустись вниз и взгляни сам! Я вышел лишь немного проветриться, чтобы потом оценить ее свежим взглядом. Хотелось бы также знать твое мнение.
Когда я спустился вниз, Карл уже вернулся в студию. Поскольку естественное освещение сделалось уже довольно тусклым, он включил электричество и направился к мольберту. Я уже видел картину дня три-четыре назад, когда это был не более чем набросок. Теперь же…
Какой там набросок! Трава на холсте была зеленой, высокой и дикой, она поднималась к серо-фиолетовым вечерним горам, кое-где посеребренным лунным светом. Храм почти сиял, его колонны отбрасывали зловещие отблески. Похожих на признаки танцующих людей я не увидел; их сменили фигуры в долгополых одеяниях — плотные, массивные, со зловещими ухмылками на лицах. Увидев эти лица, я невольно вздрогнул: желтые, белые, черные, они принадлежали самым разным народам. Но куда сильнее ужаснулся я, когда разглядел Нечто, вздымающееся из пруда в окружении мерцающих колонн. По сути, то было лишь размытое, бесформенное пятно — омерзительно серое и чем-то похожее на гриб со щупальцами. Но и этого мне хватило, чтобы понять: подобной твари не место на старой доброй Земле…
— Что это? — спросил я сдавленным от испуга и недоумения голосом.
— Ты о чем? — переспросил Карл и довольно улыбнулся, заметив неподдельное выражение ужаса нам моем лице. — Черт побери, я и сам хотел бы знать! Но, по-моему, эта штуковина мне здорово удалась! А как она будет смотреться, когда я закончу картину! Думаю, я назову ее «Водяной».
Какое-то время я продолжал стоять, пытаясь переварить зрелище, отображенное на этом жутком холсте, а тем временем в открытое окно волнами врывалась едва ли не тропическая жара. На этой картине было все: и чужестранцы-монахи, и их дьявольская музыка, и храм, поблескивающий в лунном свете; плотина, пруд и горы, такие же, какими я их всегда знал… и Нечто, всплывающее из темного омута. А ещё некое чувство реальности происходящего, хотя я ничего подобного не видел прежде и, возможно, не увижу больше ни на одном полотне.
Моим первым импульсивным желанием, когда первый шок от увиденного прошел, было наброситься на Карла с упреками. Если это шутка, то она в высшей степени омерзительна. Но нет, на его лице читалось недоумение — моя реакция явилась для него полной неожиданностью, чего он был не в силах скрыть.
— Боже! — воскликнул он. — Ну разве она не хороша?
— Это твое чудовище не имеет ничего общего с истинным Богом, — выдавил я из себя охрипшим голосом. И вновь едва сдержался, чтобы не потребовать от моего друга объяснений. Неужели он читал записки дяди Гэвина? Или, быть может, шпионил за мной, пока я проводил свои изыскания? Да, но как Карл сумел провернуть свою затею втайне от меня? Сама мысль об этом казалась мне полным абсурдом.
— Но ведь ты ее чувствуешь, признайся, — сказал он, взяв меня за руку. — Я вижу это по твоему лицу.
— Да-да, чувствую, — пробормотал я. — Это… это очень сильное полотно.
Я не знал, что еще добавить, и задал бессмысленный вопрос, лишь бы чем-то заполнить возникшую паузу:
— Где тебя посетило это видение? Похоже на сон…
— В самую первую ночь здесь, — признался Карл. — Ты прав, это был сон. Отголосок ночного кошмара. Я плохо сплю в последнее время. Наверно, во всем виновата проклятая жара.
— Ты прав, — согласился я. — Жара и вправду невыносимая. Ты и сегодня будешь работать?
Не сводя глазе картины, Карл покачал головой:
