Он зашел за бар и извлек оттуда ненадписанную пластиковую коробку. Его внезапное желание повеселиться встревожило Джеральдину, особенно после того, как он сказал:
— Это не то, что можно было бы назвать «умным» фильмом, но немного больше, чем просто комедия.
— Я не возражаю и против порнографии, — сказала Джун, будто храбрясь. — Если, конечно, в ней не участвуют дети.
Джеральдина вздохнула про себя и взяла Джереми за руку, как только на экране появились вступительные титры фильма. Брайан начал фыркать, когда мишень для игры в стеклянные шарики оказалась на самом деле чьим-то влагалищем. Джеральдина не желала смотреть на него, хотя была уверена, что Брайан исподтишка бросал на нее взгляды, желая увидеть ее реакцию на то, что происходило на экране, заставляя ее думать о своих длинных ногах и больших грудях, о жаре, который распространялся вверх по ее заостренному лицу к коротко остриженным серебристым волосам, к краям ее слегка подведенных глаз. Негодуя, она надеялась, что не покраснеет.
— Это как раз то, что я называю игрой в стеклянные шарики, — захлебывался от возбуждения Брайан, когда победитель овладел женщиной в качестве преамбулы к оргии. Как только ударила первая струя спермы, Джереми откашлялся и сказал:
— Я думаю, что нам надо проверить, не пропустили ли мы Эддингса.
— Вы не должны уходить сейчас, — запротестовал Брайан и вскочил со своего места. — Как бы то ни было, идите за мной! Я хочу вам кое-что показать.
Джереми безнадежно оглянулся на Джеральдину и последовал за Брайаном наверх. Джеральдина хотела было попросить, чтобы он выключил фильм, однако Джун так пристально смотрела на экран, чуть улыбаясь поджатыми губами, что это отбило у Джеральдины всякое желание приблизиться к экрану. Наверху, над головой Джеральдины, слышалось невнятное жужжание голосов, которое невозможно было разобрать, к тому времени, когда мужчины спустились вниз, сплетение плоти на телеэкране уже выглядело для Джеральдины чем-то весьма отдаленным и абстрактным
— В любое время, если вы устанете от Эндрю, приводите его к нам, — сказал Джереми тоном, подразумевавшим окончание их визита. Он, очевидно, так же, как и жена, желал побыстрее покинуть этот дом. Она взяла его за руку, и они поспешили прочь из дома, в тишину бархатистого вечера. Как только они очутились за воротами дома Бевэнов, Джереми пробормотал:
— Ты никогда не догадаешься о том, что он мне показал.
— Надеюсь, что это не вибраторы? — вырвалось у Джеральдины, едва сдерживавшей подступившее веселье.
— Черт побери, ты абсолютно права! А еще он показал мне — какая большая у них кровать. Он намекал на то, что мы все могли бы поиграть в ту игру, когда мне наконец удалось боком выбраться оттуда. Я догадываюсь, кого он собирался выставить в качестве приза.
— Было едва видно, чем вы там занимались за тюлевыми занавесками.
— Я мог сделать это непроизвольно. А сейчас, не желаешь ли немного прогуляться? Эддингс вряд ли уже зайдет к нам так поздно, ну а если все-таки соберется, то пусть ему хоть для разнообразия будет причинено неудобство. А потом я кое-что хочу почитать тебе.
Они часто читали друг другу по вечерам. Джеральдина сначала не почувствовала того напряжения, которое осталось у нее после визита к Бевэнам, пока они не вступили на вересковую пустошь за городом. Холодный ветер стал обдувать ее из тьмы, когда более крутые утесы отпечатались на фоне черного неба. Выступили, потому что что-то еще взошло из тьмы — неустойчивой белизны скат над пиком, за которым раскинула свои объятия пещера. Ее постепенно охватывало беспокойство, по мере того, как белый край начал расширяться и его очертания стали подрагивать. Конечно, это была всего лишь луна, увеличенная туманом. Она схватила Джереми за руку и остановилась там, где над ее головой находилась призрачно проглядывающая луна, полностью не проявляясь на небе. Это еще раз доказывало, как Бевэны воздействовали на ее нервы, — даже вид неполной луны над пещерой так необъяснимо взволновал ее.
— Еще один только звонок, — сказала Гизел своим родителям, изучая телефонный справочник. Он был открыт на имени, еще не отмеченном ею. Она набрала номер и, придав своему голосу официальный оттенок, спросила:
— Мистер Флетчер? Меня зовут Гизел Эддингс и я звоню вам в интересах безопасности нашего района. Мне интересно, есть ли у вас уверенность в том, что ни один грабитель никогда не сможет проникнуть в ваш дом…
— Иди сюда, Грейг, — резко сказала ее мать, Вера, не успевшая воспрепятствовать звонку, когда отец Гизел просунул в комнату свое лицо с острым подбородком.
— Всегда-то ты готова, — отозвался он, судорожно пытаясь поправить манжеты, завязывая при этом галстук-бабочку.
— Тебе никогда не удастся сделать это, — стала укорять его Вера. — Дай-ка я попробую. — С этими словами она проследовала в гостиную, и теперь здесь остался только Грейг, который стал свидетелем того, как Гизел, с обиженным видом, отклонилась в сторону от телефонной трубки.
— Не следует употреблять такие выражения, — пробормотала она и уронила трубку на рычаг, словно боясь вновь до нее дотронуться.
— Что он сказал, дорогая? — стал допытываться Грейг. Она выглядела сейчас такой беззащитной, что его сердце просто разрывалось на части, как это было уже пятнадцать лет назад, когда он в первый раз увидел ее в вечернем платье. Но Гизел лишь моргнула глазами и улыбнулась ему, словно ничего не случилось.
— Все в порядке, папочка, — ответила она и шагнула в гостиную.
Одетая как сейчас, она еще больше походила на свою мать, а черные как смоль волосы, ниспадавшие на длинную белоснежную шею, только подчеркивали сходство ее темных глаз и нежных черт с глазами и обликом Веры. Грейг взял жену за руку и почувствовал, что она тоже слышала последние слова Гизел, сказанные по телефону, однако сейчас воздерживалась от каких-либо комментариев. Бенедикт открыл входную дверь и пропустил всех вперед, чтобы выключить сигнализацию.
— Мне нужно немного размяться после ужина, — сказал он. — Если ты хочешь, Грейг, можете ехать одни.
Эддингсы жили недалеко от пустынной дороги посреди вересковой пустоши, как раз вне пределов Мунвэла, в доме с голубыми ставнями и побеленными стенами. Местность на протяжении нескольких сотен ярдов по направлению к городу не была освещена, поэтому Грейг поддерживал Веру под руку. Один раз он поскользнулся на листе, который дождь принес на дорогу, и у него возникло ощущение, будто он катится на лыжах в полную тьму.
Огни начинались около церкви, самого удаленного от городского центра здания. Уличные фонари отбрасывали тени ив через изрытое кладбище, утыканное надгробиями, на церковные стены. Маленькое остроконечное крыльцо, как заметил Грейг, было освещено.
