Показывают, как его в сопровождении копов ведут в здание суда в центре города. Эти чертовы репортеры от них не отстают. Да сколько вас там! Ха. Диктор сказал, что этого парня зовут Али Синг. Ему двадцать один год, и учится он на отделении маркетинга в Нью-Йоркском университете. Ничего себе мальчуган! Я узнаю, что его обвиняют во вчерашних зверских убийствах. У него были сообщники, однако он и их прикончил вчера. Преступление расценивается как некий религиозный ритуал людоедов-самоубийц. Орудие убийства с отпечатками Али, а также улики, обличающие его в причастности к некой сатанической группе, и ужасающие трофеи, то есть мозга одной из жертв, найдены в его комнате.
Показывают Али. Господи, чем они его напичкали? Наркотой? Его ослепляют вспышки многочисленных, слишком близко поднесенных фотокамер. С такими успехами им понадобится не более двух недель, чтобы убедить его самого в содеянных преступлениях. Две следующие недели уйдут на рассмотрение дела и ходатайство перед судьей относительно факта, что парень не совсем психически здоров. Затем остаток своей жизни он проведет среди особо опасных преступников-психов. Могло быть и хуже. На его месте мог оказаться я.
Выключаю телевизор и иду в «Ниагару», на углу Седьмой и авеню Эй. Сейчас около девяти, тихо, безлюдно. Бомжи появятся только к одиннадцати.
Бармена зовут Билли. В течение последних девяти-десяти лет он кочует с бара в бар здесь, в Ист-Виллидж. Мы с ним знакомы. Для него я местный вышибала, работающий по наводке. Некоторое время назад мне приходилось часто бывать в местечке под названием «Роудхаус». Билли тогда работал там, и мы с ним немного разговорились.
Билли танцующей походкой подходит к барной стойке. Как всегда хорошо выглядит. Ему где-то около тридцати. Сегодня на нем плиссированные габардиновые брюки, мягкие двухцветные мокасины и шелковая рубашка в гавайском стиле. Волосы щедро умащены гелем и аккуратно зачесаны назад. Предплечья сплошь усеяны татуировками, наиболее интересные среди которых — игральная кость, восемь шариков и купающиеся голые девицы. Билли огромен. Но он не из тех жирдяев, которые с наступлением ночи, убежденные, что под ее покровом их никто не застукает, нападают на холодильник.
— Здорово, Джо. Как дела?
Он огибает барную стойку и подходит ко мне. Лицо его вытягивается.
— Черт возьми! Какого черта это с твоим лицом?
— Да все эта хренова раскладушка. Они иногда бывают опасны.
Секунду он тупо моргает, затем усмешка закрадывается в уголки его губ.
— Иди ты, Джо!
— Да, да, Билли. Производители не хотели, чтобы ты знал, однако я тебе говорю: в мире ежегодно происходит столько же смертей от раскладушек, сколько в дорожно-транспортных происшествиях.
— Да ты мне нагло врешь!
— Еле вырвался, друг.
Он еще раз пристально приглядывается к моему бурому ожогу и, наконец, кивает головой.
— Хренова кровать.
Билли теперь косится на мои руки. Они-то меня и выдают.
— Солнечный ожог? Слушай, чувак, не хочешь говорить, не говори. Только не надо держать меня за идиота.
Я работаю с запахом Билли с самого момента нашего знакомства, только до сих пор понять не могу, откуда он родом. Сам он клянется, что из Квинса, только я отчетливо слышу в его говоре канадца французского происхождения, выросшего в Бостоне.
Я сдаюсь и опускаю плечи.
— Да, на кухне было дело. Чистая правда. Заснул, засунув голову в микроволновку.
— Ну и идиот же ты, мозги себе заодно спалил, что ли! Что пить будешь?
Он трясется от хохота, а его тряпка для барной столешницы, как всегда заткнутая за пояс, пританцовывает ему в такт.
— Итак, чем тебя сегодня попотчевать?
Кровью.
— Да бурбон, наверное. А вообще, что есть, то и давай.
— Расслабься.
Он хватает стакан и наливает мне виски. Тем временем я обвожу взглядом бар. «Ниагара» представляет собой заведение с небольшим вестибюлем, барной стойкой и еще одним, более просторным залом. Однако сейчас этот зал закрыт, пока не соберется побольше народу и не подойдет официантка, работающая в ночную смену. Филиппа еще не видно… Билли плюхает стакан прямо передо мной.
— Ваш напиток, мистер Марлоу. Дешевенький бурбон прибыл. Это за счет заведения.
— Благодарю. Филипп еще не появлялся?
— Пока нет. Но еще рано. Он — поздняя пташка.
— Увидишь его — не говори, что я о нем спрашивал.
Билли кивает.
— Не вопрос. Он деньги должен или что похуже?
— Похуже.
— Слушай, есть тут один парень. Так он мне задолжал две с половиной сотни с мелочью. Выбей из него мои деньги, и мы квиты — я спишу с тебя все долги.
— Какие долги? Я же всегда плачу за выпивку.
— Вот-вот. Верни мне мои деньги, а я побеспокоюсь, чтобы на тебе не было долгов и в следующем месяце. Будешь пить за счет заведения. Даже напитки с верхней полки. Ну что, как тебе?
— Сделаю, что смогу.
Билли протягивает ладонь для рукопожатия, а затем возвращается к дамочке с неизменной стрижкой а-ля Бетти Пейдж и рыболовной сеткой на руках вместо перчаток.
Что это за рыбка? А она неплохо сложена: круглый зад немного свешивается за круглое сидение, яркое оригинальное платье и красный кружевной бюстгальтер. Билли — прирожденный обольститель подобного типа девочек. Да что там, Билли обольстит кого угодно. Даже одного из тех парней.
Что же до меня, так женщин у меня не было вот уже как двадцать пять лет. Бегал пару раз на свидания, да только так, дурака повалять. А женщин по-настоящему у меня вот уже четверть века нет. Почему? Долго рассказывать. Вновь смотрю на задницу дамочки и отвожу глаза. Нет, сейчас мне не до этого. У меня же есть Иви. Пожалуй, продержусь еще немного.
Потягиваю свой дешевый виски, выкуриваю «Лаки» одну за другой и рассматриваю все прибывающую и прибывающую толпу. Около десяти открывают второй зал, и я перехожу туда.
Все время в голове постоянно стучит мысль: вместо того, чтобы сидеть здесь, я должен шататься в центре в поисках носителя. А я торчу здесь, в этой занюханной лавочке, и наблюдаю за всякого рода сбродом, людьми — неудачными копиями своих кумиров, хвастающими друг перед другом очередными татуировками и стремящимися подцепить местных дамочек в вычурных платьях и туфлях-лодочках. И самое главное, почему я здесь: единственная моя связь с этим чертовым носителем — Филипп. Этот подлец что-то знает, и я заставлю его поделиться информацией.
Около одиннадцати передо мной возникает официантка и пытается всучить мне напиток. Смотрю на стакан и отрицательно мотаю головой.
— Я ничего не заказывал.
— Ну, да. Я знаю.
