А не сродни ли это убийству? Убийству собственного сына? Ведь он лишит Гейджа жизни во второй раз.
Внутренний голос хотел было возразить. Но Луис безжалостно и быстро расправился с ним.
— Простите, Ирвин, меня ждут дела. Надо помочь Рейчел собраться и уложить ее спать.
— Да, да, конечно. До свидания, Луис. Еще раз…
ЕСЛИ ЕЩЕ РАЗ ПОПРОСИТ ПРОЩЕНИЯ, Я БЛАГИМ МАТОМ ЗАОРУ.
— До свидания, Ирвин. — И он повесил трубку.
Поднявшись наверх, он застал Рейчел среди вороха одежды. На постели разбросаны кофточки, на стульях развешаны бюстгальтеры, на двери — вешалка с брюками. Под окном, как на параде, выстроились туфли. Рейчел собиралась в дорогу с чувством, с толком, с расстановкой. — Да, и трех чемоданов не хватит, прикинул Луис, но спорить с женой сейчас бессмысленно. И он принялся помогать.
— Луис, ты ничего не хочешь мне сказать? Честное слово? — спросила она, закрыв последний чемодан (Луису пришлось сесть на него, иначе не запереть).
— Да что с тобой?
— Сама не пойму, — спокойно ответила она. — Потому и спрашиваю.
— Ну, в чем, по-твоему, я должен признаться? В том, что завтра же побегу в бордель? Начну клоуном на арене подрабатывать? В чем?
— Не знаю. Но что-то здесь не так. Будто ты хочешь от нас избавиться.
— Рейчел, не смеши меня! — крикнул Луис. Сил нет урезонивать эту женщину! А еще он, конечно, досадовал, что даже в таком деле жена видит его насквозь.
— Ты ведь никогда не умел лгать, — слабо улыбнулась Рейчел.
Он снова начал было возмущаться, но Рейчел оборвала его.
— Вчера Элли приснилось, что ты умер. Она закричала и проснулась. Я бегом к ней. Часа два рядышком лежала, а потом уж в спальню вернулась. Элли говорит, во сне ты сидел на кухне за столом, глаза открыты, но Элли точно знала, что ты мертв. И слышно, говорит, как Стив Мастертон кричит.
Луис испуганно взглянул на жену.
— Рейчел, ведь у нее только что умер брат. И такие сны естественны, она боится, что и вся семья…
— Я это все и сама прекрасно понимаю. Но то, КАК она описывала, с подробностями… будто предсказание. — И она невесело усмехнулась. — А может, только ты и мог ей присниться.
— Может, и так.
БУДТО ПРЕДСКАЗАНИЕ.
— Пойдем, просто полежим, — предложила Рейчел. — Снотворное, похоже, уже не действует, а третью таблетку принимать не хочу. Боюсь, снова что-нибудь привидится.
— Снова?
— Мне снилась Зельда, — призналась Рейчел. — С тех пор, как умер Гейдж, мне каждую ночь снится Зельда. Грозит, что скоро придет за мной. Недолго, говорит, тебе осталось. Мы с Гейджем, говорит, тебя утащим. За то, что ты нас не спасла.
— Рейчел, но это же…
— Знаю. Всего лишь сон. Естественный, как ты скажешь. И все же: помоги мне прогнать все страшные сны… Иди сюда…
Они лежали в темноте на Луисовой постели.
— Рейчел, ты спишь?
— Нет.
— Хочу кое о чем спросить.
— Давай, спрашивай.
Луис помолчал, не хотелось бередить душу жене, но выяснить нужно.
— Помнишь, Гейджу было девять месяцев, сколько мы тогда страха натерпелись? — наконец решился он.
— Да, конечно, помню, а что?
Когда Гейджу исполнилось девять месяцев, Луис вдруг встревожился из-за размеров его головы. Месяц за месяцем голова росла соразмерно с туловищем, что подтверждалось таблицами. В четыре месяца она казалась крупной, но не более, а затем все увеличивалась и увеличивалась. Однако малыш держал ее без труда (в противном случае картина бы полностью прояснилась). Луис все же отвез сынишку к лучшему в округе невропатологу Джорджу Тардифу. Рейчел тоже обеспокоилась, и Луис поведал ей о своих опасениях: нет ли у Гейджа водянки мозга? Рейчел побледнела, как полотно, но присутствия духа не потеряла.
— По-моему, он совершенно здоров.
— По-моему, тоже, — кивнул Луис, — но лучше проверить, не испытывать судьбу.
— Верно, нельзя испытывать судьбу, — поддержала Рейчел, — нельзя.
Доктор Тардиф измерил голову Гейджа и нахмурился. Выставил «козу» перед носом малыша. Гейдж отпрянул. Тардиф улыбнулся, и у Луиса отлегло на сердце. Потом доктор дал Гейджу мяч. Малыш подержал-подержал и выпустил. Доктор ударил мячом о пол, следя за зрачками Гейджа, тот проводил взглядом мяч.
— Скажем так: пятьдесят на пятьдесят, что у вашего сына гидроцефалия, — подвел итог доктор несколько позже, у себя в кабинете. — Ну, может, вероятность немного меньше. Мальчик живой, смышленый. Сейчас по новой методике производят шунтирование мозга, это просто, зато исключается всякая опасность… если она вообще существует.
— Шунтирование — это ведь хирургическое вмешательство, — уточнил Луис.
— Очень незначительное.
До консультации с доктором Луис сам подробнейше изучил симптомы болезни, сопоставил с состоянием Гейджа, выяснил все про шунтирование — вытяжку излишков внутричерепной жидкости — и нашел, что не столь уж безобидна такая операция. Но вслух опасений не высказал, слава Богу, хоть так можно спасти ребенка.
— Разумеется, — продолжал Тардиф, — с большой долей вероятности можно сказать, что голова у вашего сына велика для девятимесячного малыша. Полагаю, для начала неплохо бы провести сканирование. Вы согласны?
Луис согласился.
Гейджа поместили в монастырскую больницу Сестер Милосердия и под общим наркозом сунули головой в камеру, походившую на большую сушилку. Луис с Рейчел томились в ожидании внизу, а Элли коротала время с бабушкой и дедушкой, уткнувшись в экран телевизора: на дедушкином новом видеомагнитофоне одна за другой следовали серии «Улица Сезам». Луису эти часы казались вечностью: он перебирал в уме все возможные и невозможные, но, непременно, плачевные исходы. Смерть от наркоза; смерть во время операции; умственная отсталость — как результат водянки мозга; эпилепсия, слепота… Да мало ли чего можно придумать. ТОЛЬКО ВАШ РАЙОННЫЙ ВРАЧ СОСТАВИТ ВАМ ПРОГНОЗ ГРЯДУЩИХ НЕДУГОВ.
Часов в пять в приемную вошел Тардиф с тремя сигарами в руке. Одну он бесцеремонно ткнул в рот Луису, другую — оторопевшей Рейчел, третью раскурил сам.
— Ваш малыш в норме. Никакой водянки.
— Помогите мне эту штуковину зажечь, — то смеясь, то всхлипывая, попросила Рейчел, — буду ее курить, пока не задохнусь.
Тардиф ухмыльнулся, чиркнул спичкой.
