Харди, 6 июня.
Дружище Джеф, я напоролся на нее в костяном огороде. Она слепая и сплошь в парше. О том, что накопал, могилой буду, покудова ты мне не свистнешь.
Твой Барни.
P. S. Я нахлобучил на нее Скарри.
Неплохо зная старательский жаргон, равно как и манеру мистера Бри описывать явления окружающего мира, мистер Доумен без особого труда уяснил из сей эпистолы, что Барни, верша свой печальный труд на кладбище, наткнулся на кварцевую жилу без разветвлений, богатую самородным золотом, что он по старой дружбе приглашает мистера Доумена в компаньоны и никому ничего не скажет, пока не получит от него ответа. А из постскриптума следовало, что мистер Бри надежно укрыл сокровище, захоронив прямо над ним бренное тело, которое при жизни звалось Скарри. За те два года, что протекли от получения мистером Доуменом этого письма до его прочтения, произошли определенные перемены, о которых он узнал, приехав в «Красную Собаку». Оказалось, что мистер Бри извлек-таки толику золотишка, прежде чем завалить находку телом Скарри. Именно тогда по обоим берегам реки Сан-Хуан-Смит прокатилась волна попоек и кутежей, легенды о которых живы до сих пор даже в таких отдаленных местах, как Скала Призраков и Одинокая Рука. Когда волна эта схлынула, бывшие обитатели Харди-Гарди, которым Барни в свое время оказал последнюю услугу, упокоив их на местном кладбище, приняли его в свой круг, где он пребывает и посейчас.
Застолбив участок, мистер Доумен вернулся к его центру, где его поиски завершились недавно восклицанием «Скарри!». Он наклонился к надгробью, словно проверяя, не ошибся ли он в первый раз, провел по грубым буквам пальцем, после чего выпрямился и сказал краткую надгробную речь: «Она была воплощением ужаса!».
Если бы от мистера Доумена потребовали чем-то доказать это свое заявление, как принято в таких случаях, он, пожалуй, затруднился бы – ведь никаких свидетелей у него не было и основывался он только на дошедших до него слухах. В те времена, когда Скарри, по выражению редактора «Харди Геральд», царствовала в тех местах, мистеру Доумену приходилось довольствоваться нелегкой жизнью старателя на отдаленных приисках. То с одним, то с другим компаньоном он бродил по горам, и его мнение о Скарри складывалось из того, что они ему рассказывали. Сам же он не сподобился ни сомнительной чести знакомства с нею, ни ее ветреных милостей. Итог ее аморальной карьеры в Харди-Гарди подвел «Харди Геральд» в некрологе, написанном местным юмористом и выдержанном в самом возвышенном штиле. Мистер Доумен, которому эта газета попалась на глаза совершенно случайно, отдал положенную дань как памяти Скарри, так и ее биографу: прочел, улыбнулся и позабыл. Теперь же, когда он оказался у последнего обиталища этой горной Мессалины, ему припомнились основные этапы ее бурной жизни, о которых ему приходилось слышать у походных костров. Напомнив себе, что Скарри была воплощением ужаса, он размахнулся и вонзил заступ в ее могилу. В то же мгновенье ворон, до той поры молча сидевший на сухой ветке, простершейся над могилой, раззявил клюв и одобрительно каркнул.
Преследуя золотую жилу, мистер Бри, пожалуй, перестарался и выкопал необычайно глубокую яму. По этой причине мистер Доумен, работавший не спеша, поскольку в успехе он был совершенно уверен, а других претендентов на золото поблизости не наблюдалось, докопался до гроба, когда солнце уже зашло за горизонт. И тут же столкнулся с непредвиденным затруднением. Дело было в том, что у гроба, грубо сколоченного ящика из подгнивших уже досок красного дерева, не было ручек, да и занимал он все дно могилы. Доумену оставалось только удлиннить яму, чтобы встать там и вручную поставить гроб на торец, благо силой его Бог не обидел. Этим он и занялся. Близилась ночь, и он решил приналечь. Ему даже в голову не пришло, что дело это можно отложить до утра – и алчность, и притягательная власть, которую страх имеет над людьми, не позволяли Доумену бросить его жуткую работу. Он копал, не прерываясь ни на минуту. Он сдернул и отбросил шляпу, расстегнул рубашку от ворота до пояса, но пот с него струился буквально ручьями. Этот смелый охотник за златом, безнаказанно осквернявший могилу, работал с такой энергией, которая едва ли не облагораживала его чудовищное деяние. Когда за грядой холмов догорела последняя полоска заката и полная луна выплыла из облаков, успевших застелить небо над равниной, он наконец утвердил гроб стоймя. Когда же Доумен отошел к другому краю могилы и взглянул на гроб, теперь освещенный яркой луной, его окатила ледяная волна страха: на крышке он заметил очертания человеческой головы. Только пару секунд спустя он сообразил, что это его собственная голова, точнее, ее тень. Это вполне обыденное явление ненадолго выбило его, что называется, из колеи. Его пугал даже шум собственного дыхания, и он попытался как-то его утишить, но готовые разорваться легкие подчинились ему далеко не сразу. Потом он засмеялся, негромко и совсем не весело, и повертел головой из стороны в сторону, заставляя тень повторять движения. Возобладав над собственной тенью, Доумен несколько приободрился. Он тянул время, хотя и не отдавал себе в этом отчета, бессознательно стараясь отдалить надвигающуюся беду. Он чувствовал, что незримые злые силы уже нависли над ним, и просил отсрочки у Неизбежного.
Теперь он заметил, что и с гробом не все в порядке. Та его сторона, на которую был обращен взгляд Доумена, не была ровной и плоской, как полагается гробовой крышке, на нее были набиты два бруска – один вдоль, другой поперек. Там, где они перекрещивались, тускло поблескивал в унылом лунном свете тронутый ржавчиной металлический прямоугольник. Ближе к краю виднелись ржавые шляпки гвоздей, набитых через большие промежутки. Этот плотницкий шедевр опустили в могилу вверх дном!
Возможно, в этом проявился своеобразный старательский юмор – литературным его проявлением можно считать шутовской некролог, вышедший из-под пера местного великого юмориста. А может, в этом присутствовал некий оккультный смысл, понятный лишь тому, кто хорошо знает местные традиции. Но вероятнее всего, что мистер Барни Бри просто ошибся. Совершая погребение без свидетелей – ради сохранения своей тайны или по причине того, что на покойницу всем было наплевать – он вполне мог перепутать верх с низом, а потом то ли не сумел, то ли не захотел исправить оплошность. Как бы то ни было, бедная Скарри покоилась в земном лоне лицом вниз.
Когда ужас встречается с абсурдом, смесь получается совершенно кошмарная. Смелый и волевой человек, не побоявшийся один, да еще ночью копаться на кладбище, был сражен нелепостью.
