И голоса все не замолкали.
«Нужна помощь на Пайнкрест-стрит, 754, и Аулсвуп-стрит, 658, тут кто-то сопротивляется… Кто-нибудь контролирует правительственные органы расследования? Пять тысяч розовых метаимперативов на Бич-роуд».
Винни понимал: это говорят те, кто изменил некоторых животных, некоторых мошек и многих людей. Они говорили на собственных частотах и были очень рациональны, настолько рациональны, что только плачущий человек, у которого был приступ, мог их услышать.
Потом Винни услышал, как они упомянули его мать.
«Имеем случай сознательного сопротивления. Элизабет Мунсон…»
Голос назвал его адрес и произнес: «Определенно – перезагрузка. Большое упрямство. Мало ценного материала, но если нужны запчасти…»
Припадок утихал. В этот раз он не был таким мощным и явным, хотя Винни все равно не мог идти, а «скорую помощь» никто не вызвал. Здесь на обочине он был один, сидел и смотрел на машины, на мошек, которые кружились по неестественно точным траекториям вокруг светового табло «ВЪЕЗД» перед автостоянкой Албертсонса.
Наконец он встал, хотя ноги все еще дрожали. Покачнулся, сказал себе вслух: «Не упади, чтобы тебя не увезла полиция или «скорая». Это будет путешествие в Южный Калабум. Большинство из них превратились в этих».
Но идти прямо сейчас было очень трудно. Он как будто пробирался сквозь кисель. Надо было добраться домой и помочь матери. Если бы он мог превратиться в звездного робота, трансформироваться в абсолютно симметричную, могучую летающую боевую машину и спасти маму!
Но Винни знал, что уже слишком поздно. Мать находилась в четверти мили от него, но когда она умерла, он это почувствовал.
Адэр лежала на плоском валуне на склоне ручья Квибра-Крик. Она смотрела, как мигают на черном фоне огни Квибры, и дрожала. Обе руки она держала на рукоятке и дуле пистолета. Адэр посчитала: в нем осталось четыре патрона.
Все тело отзывалось болью: шея, колени, щиколотки, ладони. На животе горела длинная царапина. Адэр почувствовала, как что-то ползает у нее в волосах, достала и отшвырнула. Наверное, клещ. Здесь полно клещей, заметила она и задумалась: впиваются ли клещи в них? Паразиты на паразитах, которые зовут нормальных людей паразитами. Она почесала комариный укус на руке. И тут же вернула руку на пистолет, ухватилась покрепче и прижала торец рукоятки к граниту, чтобы приподняться и встать на колени. Не очень-то выгодная поза, на нее все еще шла охота, и Адэр понимала, что на фоне неба ее смогут быстрее увидеть. Она переместилась, чтобы сесть иначе, – теперь ее ноги болтались в воздухе, свешиваясь с валуна, пистолет лежал на коленях, руки – на пистолете. Полная готовность вглядываться в темноту и искать их.
Вон там! Ярдах в ста от нее вдоль ручья. Группа ползунов-шариков, мелких животных, которых изувечили эти твари. Они то становятся друг на друга, на мех или перья, то сбиваются в шевелящуюся, подрагивающую кучу.
Адэр догадывалась, что они все еще экспериментируют. Кто бы они ни были, они – паразиты, и они – новички в этом деле, они испытывают новые формы и форматы, подбирают различные рабочие модели. Некоторые из них выглядят как Миссис Сентаво, почти безупречно, не отличишь от человека. Другие – это новые способы жизни и ее организации, и многие из них нежизнеспособны. Эволюция требует времени.
Адэр захотелось выстрелить в эту копошащую мешанину различных животных и увидеть, как разлетится в стороны это отвратительное месиво, но она была уверена, что оставшиеся части сразу же реорганизуются и нападут на нее. А потому она тихонько соскользнула с валуна со стороны противоположной ползунам, огляделась, не видно ли где-нибудь морпеха-убийцы. Иногда она чувствовала запах этой твари, запах трансформированной человеческой плоти, но пока он ее не поймал.
Адэр была голодна и очень устала, но в каком-то смысле она ощущала себя очень живой. И ей хотелось добраться до Кола и Вейлона и предупредить их.
Эта мысль заставила ее вспомнить о маме. И об отце. Сердце сжалось от боли. Она много раз слышала это выражение – от боли в сердце, но никогда прежде она не испытывала ничего по-настоящему похожего на боль в сердце. Это было как боль в сломанной кости. Эта боль находилась у нее внутри, в самой середине, там, где жили все чувства, и какая это была боль! Адэр знала, что родители погибли или даже хуже того.
Вспомнив об этом, она почувствовала гнев и злобу, и ей захотелось, чтобы сейчас же появился морпех или еще кто-нибудь из них, чтобы она могла их убить.
Миссис Сентаво. Ведь убила же она ее?
Адэр не думала об этом прямо, но сейчас до нее дошло. Она убила человека. Только ведь миссис Сентаво умерла еще раньше.
А что, если тот газ, о котором говорил майор, действительно существует? Что, если он подействовал на ее разум? Что, если она неправильно поняла действия миссис Сентаво? И убила ее…
Адэр выглянула из-за валуна. В семидесяти пяти ярдах от нее шло существо, похожее на шагающее пугало. Некоторое время она за ним наблюдала. Оно не принимало других форм, не менялось, не исчезало и не появлялось вновь. И как ни странно, Адэр чувствовала, что оно имеет массу, плотность. Оно было реальным!
Нет, ничего ей не чудится. Не она убила миссис Сентаво – тa женщина была давно мертва.
Адэр вспомнила строчку из Библии: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов».
Она снова отступила за валун, а потом, изо всех сил продираясь сквозь кустарник, пошла к огням города.
13 декабря, ночь
Стэннер вошел в деревянную калитку заднего двора Крузона и тут испытал очень явственное ощущение – ощущение, с которым однажды уже сталкивался в маленьком переулке йеменской столицы и с тех пор никогда не забывал.
Это было ощущения пистолетного дула, прижатого к основанию шеи.
– Не двигаться, майор, – прозвучал голос полицейского коммандера Крузона.
Стэннер все анализировал ощущения на своей шее.
– Подождите, думаю, я прав: девятимиллиметровый. Так?
– Неплохо. И, кстати, он заряжен. И в стволе патрон. А теперь поворачивайтесь и идите за дом. Я сейчас уберу пистолет с вашей шеи, но он будет в двадцати четырех дюймах от вашей спины.
– Я понял. – Стэннер прошел вдоль стены дома, мимо пластиковой собачей будки и аккуратного рулона из зеленого садового шланга.
На заднем дворе в маленьком зеленом пруду с бетонными берегами оглушительно орали лягушки.
– По-моему, лягушкам сейчас не сезон, – заметил Стэннер.
– Точно, – отозвался Крузон.
Дом стоял у подножия холма, как многие дома в Квибре, и крутой склон заднего двора был превращен в террасы, удерживаемые камнем. Там росла небольшая декоративная слива с обнаженными ветками. Вдоль деревянных изгородей тянулись заросли розовых кустов. Двое мужчин постояли с минуту, слушая лягушек, а потом и сову.
