Гвоздь мельком оглядел комнату и убедился, что остался в одиночестве. Но это его не смутило.
Схватив стул, он швырнул его в Наташу. Та увернулась. Стул угодил в окно и, разбив стекло, застрял в решетке.
«Может быть, кто-то увидит? – мелькнула у Наташи мысль.– Может быть, Андрей…»
Но у Ласковина была потрясающая особенность появляться на полчаса позже, чем нужно.
«Ладно! – Наташа приняла стойку.– Двоих уже нет, а третьего…»
Гвоздь метнулся к кровати, сорвал с нее покрывало и, держа его на вытянутых руках, бросился к Наташе.
Наташа встретила его прямым май-гери, но Гвоздь уже швырнул покрывало ей на голову, и у Наташи не было свободных рук, чтобы отбить его. Ее нога угодила бандиту в плечо, не причинив вреда, а сама она, пытаясь сбросить покрывало, поскользнулась на мокром ковре и упала на спину.
Гвоздь тут же плюхнулся на нее и придавил к полу.
Спустя пять минут Наташины ноги были скручены ремнем, а сама она ничком лежала на полу.
Гвоздь подсунул палку под подбородок девушке, поставил ботинок ей на спину. Лариса, высунув кончик языка, с жадностью наблюдала. Мрачный Жорик сидел на стуле… Он ни на кого не смотрел.
– Батюшки мои, какой пейзаж! – сказал Смычок, оглядывая открывшуюся картину.
Он остановился в дверях, потом посторонился, пропуская своего напарника.
Напарником был Колобок.
Гвоздь отпустил палку и повернулся к новым «гостям».
– Жорик,– мрачно сказал он.– Ты, мудак, дверь не закрыл?
– Я закрыл,– еще более мрачно буркнул Жорик.
– Чего надо, мужики? – с вызовом спросила Лариса.
– Въелбашить ей, что ли, за мужика? – с ленцой, поворачиваясь к напарнику, спросил Смычок.– Или хрен с ней?
– Тебе батюшка сказал ясно: с прошлым покончено,– отозвался Колобок.
– Значит, простим,– кивнул Смычок. И Ларисе: – Прощаем тебя, бедная женщина.
– Хули надо? – угрюмо спросил Гвоздь. Наташа попыталась перевернуться, и он злобно толкнул ее ногой:
– Лежать, блядина!
– Грубые люди,– вздохнул Смычок.– Без-нрав-ствен-ные. И девушку уестествляют противо-естес-твен-но. А девушку нам велено забрать.
– А отсосать не хочешь? – злобно прошипела Лариса.– Жорик!
На физиономии Жорика было большими буквами написано: «Пошли вы все на!»
Тем не менее он поднялся. Гвоздь тоже напружинился, но ногу с Наташиной спины не снял.
– Ты как, Колобок? – спросил напарник.
– Ты свое сделал,– отозвался Колобок и повел широченными плечами.
– Въелдашь ему, Жорик! Что ты стоишь, говна кусок! – завопила Лариса.
И, подпрыгнув, тыцнула в Колобка газовым баллончиком.
Пшик… И ничего. Заряд кончился. Кулак Колобка поршнем выбросился вправо, голова женщины дернулась, как у марионетки на тряпичной шее, а шея хрустнула…
Жорик молча зверем бросился на Колобка. Рука лешиновского последователя нырнула за пазуху, короткие стальные нунчаки свистнули в воздухе, и Жорик рухнул с пробитым виском.
Это двойное молниеносное убийство перепугало Гвоздя. Ему уже было не до Наташи. Размахивая перед собой палкой, он пронзительно завопил:
– Не подходи, сука! Не подходи! Убью, сука! Убью!
Колобок выбросил руку с нунчаками, они обвились вокруг палки – поворот кисти, и противник уже разоружен. Тычковое движение стальной палочки толщиной чуть больше пальца – между бровей. И свет померк для Гвоздя. Померк навсегда, потому что в этот миг нунчаку со свистом описали полудугу и проломили ему темя.
– Хорошо,– похвалил Смычок.– Прин-ци-пи-аль-ный подход.
– Мертвые молчат! – поделился Колобок заимствованной шуткой.
– Забирай девчушку! – сказал Смычок.
– Развязать?
– Зачем?
Колобок наклонился и без заметных усилий вскинул Наташу на плечо. Тело девушки обмякло. Бог милосерден: она потеряла сознание.
– Пошли, что ли?
– По… – Смычок вдруг прижал к губам палец.
Из коридора доносился негромкий жужжащий звук.
Колобок вопросительно посмотрел на напарника. Смычок показал: положи девушку и приготовься. Смычку звук был знаком. Пила. Кто-то без всяких церемоний вырезал замок.
Колобок опустил Наташу на кровать, достал нунчаку и встал наготове сбоку от дверей. Смычок переместился к окну, на видное место.
Ждать им пришлось недолго. В коридоре затопали, и в комнату немедленно сунулся детина в бронике с «узи» в правой руке.
– Лечь! Быстро! – рявкнул детина, наставив израильскую малютку на Смычка.
Тот без лишних вопросов повалился на пол…
…Нунчаку с сухим треском пробило височную кость.
Колобок наклонился, подхватывая «узи»…
– Пок!
Последователь отца Константина отлетел назад, отброшенный пулей, выпущенной из бесшумного пистолета.
Но не упал, а вновь двинулся на врага.
Пистолет хлопнул трижды – каждый раз чуть громче предыдущего, и Колобок раскинулся на полу.
Еще два хлопка. Лежащий на полу лицом вниз Смычок дернулся и обмяк.
Берестов, улыбаясь, как наевшийся сметаны кот, отвинтил глушитель, положил его в карман, а пистолет спрятал в кобуру.
В комнату вошел еще один верзила в бронежилете. Почти точная копия первого, который валялся на полу с пробитой башкой.
– Ни хера себе! – сказал он с удивлением. Наклонившись, он перевернул своего «коллегу». Берестов подошел к Наташе, приподнял ее голову.
– Ни хера себе! – повторил парень в бронике, убедившись, что «коллега» мертв.
– Время,– сказал Берестов.– Забирай девку и на выход.
– А прибраться?
– Позвонишь из машины, вызовешь команду. Живей!
Верзила вскинул Наташу на плечо, точь-в-точь как раньше – Колобок, и вышел из комнаты.
Берестов подошел к окну, вынул застрявший в решетке стул.
Посмотрел на Смычка, ковер под которым уже набух от крови, улыбнулся, достал пистолет, снова навинтил глушитель и выстрелил лежащему в затылок.
Могучая птица зависла над лицом Ласковина. Огромная хищная птица. Наверное, это был орел. Машущие черные крылья обдавали Андрея тугими струями воздуха. Орел издал пронзительный, режущий уши крик. «Вставай,– требовал орел.– Вставай!» Ласковин повернул голову и увидел поле, а вдали – крохотного скачущего всадника…
Ты ошибся, охотник! Но поздно.
Уже не догнать! «Пусть чужие уходят!»
Ныряет в ладонь рукоять,
И тропа исчезает.
Но влага туманит зрачок.
«Ты не знаешь, не знаешь!» —
Плывет за плечом шепоток.
Обернуться б… Но поздно!
Уж ветер шурует в золе.
Обгоревшие звезды —
Песком…
Орел пронзительно закричал и ударил Андрея клювом в висок. Боль пришла – как очищение…
Ласковин открыл глаза и увидел в пяти шагах от себя Лешинова.
«Протоиерей» глядел на него задумчиво, с сожалением.
