— А вы откуда?
— Из Бриндакита! Можно? Поскорее бы!
— Да можно… В Карске номер? Ожидайте.
— А вы… Вам номер Бриндакита нужен? Знаете?
— Не болтайте, конечно же знаю.
— А как вас зовут?
— А, много вас таких. Олей зовут. Ожидайте.
Можно было, конечно, и развязать Петра Филипповича, да не хотелось. Пусть сидит и самоусовершенствуется, рефлексирует. А то руку об него отбивай, об засранца.
— Так представляете себе, Петр Филиппович! Пуля-то в рацию срикошетила и в лоб!
Здесь Павел от души шарахнул по крышке стола — левой, здоровой рукой, и Петр Филиппович, к его радости, нервно вздрогнул.
— И представляете что, Петр Филиппович? Пуля-то — сплющилась! Сплющилась, Петр Филиппович! А лоб? — Павел бросился к Петру Филипповичу, и тот, как сумел, отшатнулся. — Представляете, лоб — хоть бы что! Вот если бы мы, скажем, попали бы из карабина вам в лоб, Петр Филиппович… Представляете?
И чтобы тот лучше представил, Павел вскинул карабин, поставленный было в сенях.
— Как думаете, если сразу в лоб, то что скорее сплющится, почтеннейший Петр Филиппович, а? Что подсказывает ваша интуиция?
— Развяжите меня лучше, — тихо проскулил перековавшийся Филиппыч. — Вы же уже позвонили. И я больше, я больше не буду…
Вообще-то, развязать было пора, но Павла уже понесло. В конце концов, надо же было и правда проучить этого убогого. Может, правда самоусовершенствуется?
— Не-ет, почтеннейший Петр Филиппович, не-ет! Совсем даже не время вас развязывать, уж поверьте! Оч-чень! Оч-чень уж вы тут у нас загадочная личность, Петр Филиппович! На работников угрозыска бросаетесь, сидите тут один черт знает сколько времени, а чем занимаетесь, кто знает? Кто знает, я вас спрашиваю, Петр Филиппович? А может, и не Филиппович? — шагнул к привязанному Павел, обвиняющим перстом ткнул в очкастую физиономию. — А может быть, вовсе не Петр?!
— А-ва-ва-аааа…
То ли Петр Филиппович лишился дара членораздельной речи от удивления и ужаса, то ли он просто не успел произнести нечто имеющее смысл, но Павел не дал продолжать.
— А?! Что?! Непонятно! Не слышу! — начальственно окликал Павел, прогуливаясь по кабинету. Физиономия Петра Филипповича приобретала помидорный оттенок.
И тут раздался телефонный звонок… Такой родной, знакомый зуммер, многократный, короткий клич межгорода; зуммер, зовущий так ко многому, так многое обещающий, что Павел с придушенным воплем ринулся к телефонному аппарату и уже плевать хотел на трусливое сипение Филиппыча.
— Карск заказывали?
— Да!
— Говорите.
— Евгений Михайлович?! Вы?!
Мгновение стояла тишина, а потом раздался голос Бортко. Нельзя сказать, что звучный и красивый, нет. И очень многие дали бы немало, чтобы больше никогда его не слышать. Но для Павла этот голос был таким родным, таким милым, что буквально вышибал слезу.
— Куда ты девался, сынок?!
— Долго рассказывать… Докладываю по порядку. Целью экспедиции было найти живых мамонтов. Вернее, проверить, есть они или нет. Лагерь стоял возле озера Пессей, в устье реки Коттуях, там мы и прочитали письмо Тоекуды.
А сейчас мы на Исвиркете, в зимовье, в двадцати километрах от устья. На нас напали. Мы потеряли телефон. Я пешком шел два дня, пришел в Бриндакит. Звоню вам из Бриндакита.
И вот тут-то Павел растерялся. До сих пор ему казалось, что достаточно позвонить, и все решится само собой. Все станет ясно, толково и никаких проблем уже не будет. А теперь встал простейший вопрос — что, просить Ведмедя прилететь сюда самому? Или просить выслать отряд?
И Павел закончил вяло, без конкретики:
— Жду ваших указаний.
— Все целы?
— Мишу Будкина взяли в плен.
— Противник известен?
— Люди Чижикова.
— А ну-ка, расскажи подробнее. На вас там, говоришь, напали?
— Да. Наш лагерь на Коттуяхе захватили, когда мы были на маршруте. Лагерь взяли и Мишу Будкина в плен. Он оставался стеречь. Снег запер нас в зимовье на Исвиркете.
— Почему всех понесло на Исвиркет? Мамонтов нашли?
— Нашли, но не живых, два трупа.
— Настоящих трупа, как березовский?
Павел мог и ошибаться, но в этот момент в голосе Бортко впервые прозвучала нотка самого неподдельного, самого живого интереса. И кому же, как не Павлу Бродову, можно было все это понять. Трупы, преступления, нападения, сотовые телефоны — все это, в конце концов, бытовщина, не более. А тут — мамонты! Самые настоящие, хотя, к сожалению, мертвые… Тут не эта скукотища, с трупами бичей или бомжей или в лучшем случае с опознанными, с заказными.
— Самые настоящие, Евгений Михайлович! Сам видел! — Тут Павел вдруг представил, что Бортко окончит разговор, и заторопился, заспешил: — Так что мне делать, Евгений Михайлович?! И как можно помочь экспедиции?!
— А что тебе понимать, Паша? Тут вроде ты сидеть немного можешь? В Бриндаките?
— Могу, а…
— Подожди, не пыли… Провести до Исверкета сможешь?
— Обижаете… Конечно, проведу.
— Ну вот сиди и жди. Часа через четыре буду.
В трубке зазвенела тишина…
Дело было сделано. Приказ получен. И даже издеваться над Филиппычем уже не было моральных сил. Петр Филиппович молча и преданно смотрел на Павла, сидя почти по стойке «смирно», насколько позволяла веревка.
— Петр Филиппович, — серьезно сказал Павел, — на первый раз я вас отпущу. Но имейте в виду, что через несколько часов здесь будет половина всего Карского ОМОНа.
Интересно, что подлянок больше не было. Филиппыч повел кормить, и оказалось, что даже водка есть. Жена — та сама странная дама в полузастегнутом халате — собирала на стол. У нее здесь гостила сестра, с еще более северной внешностью. Еда была местная, а русских блюд типа грибков или моченой ягоды не было совершенно. Дамы не общались с гостем, подавали строганину и резали ее ужасно ловко. Передвигались они с легкостью привычных к пересеченной местности, а застегнуться и не подумали с наивностью детей природы.
И при этом в речи сестер было что-то ужасно знакомое… то-то знакомое с детства, полузабытое, и уж, конечно, не отсюда. Интонации, акцент — все было местное. Но вот слова… Где-то Павел слышал такие. И стоило ему, чокнувшись с Филиппычем, засосать свою первую водку, как вдруг все встало на свои места!
— Was ist das «Messer»? — выплеснул Павел свои школьные познания немецкого. Словно выдохнул выхлоп от водки.
— Das ist ein Messer, — показала нож одна из женщин.
— Ой, девочки, так вы из немцев! То-то я слышу знакомое.
— Мы не из немцефф… Мы это… Мы есть рода Дучьцынтыр…
Но «лампочка» все еще горела в голове у Павла, и он делал правильные выводы.
— А отец у вас был немец?
— Нейн…
— А дед?
