Тардиф ухмыльнулся, чиркнул спичкой.
ТАК ВОТ, ДОКТОР, ОКАЗЫВАЕТСЯ, БОГ СБЕРЕГ НАШЕГО МАЛЬЧИКА ТОГДА, ЧТОБЫ ОТОБРАТЬ У НЕГО ЖИЗНЬ НА ШОССЕ, печально подумал сейчас Луис.
— Рейчел, а случись тогда у Гейджа водянка, ну и операция бы не помогла… ты бы любила его по-прежнему?
— Что за вопрос, Луис!
— Так, любила бы?
— Ну, конечно. Что бы с ним ни случилось.
— Даже если бы он превратился в идиота?
— Все равно.
— Ты бы отдала его в пансионат-лечебницу?
— Нет… вряд ли, — медленно проговорила Рейчел. — Хотя при твоем заработке мы бы смогли выбрать хорошую лечебницу… и все-таки я предпочла бы, чтоб он жил с нами… Лу, а почему ты об этом спрашиваешь?
— Наверное, потому, что все о твоей Зельде думаю. — До чего ж ловко научился он выкручиваться! — Смогла бы ты еще раз подобное пережить?
— Нет, с Гейджем все было бы по-другому, — в голосе ее слышалось укоризненное удивление. — Потому что это Гейдж, наш сын. И это все меняет. Да, конечно, пришлось бы нелегко… но разве ты сам согласился бы отдать его в лечебницу? Вроде пансиона «Сосновый бор»?
— Не согласился бы.
— Давай-ка лучше спать.
— Ценная мысль. Хвалю.
— Кажется, я сейчас смогу заснуть, а весь вчерашний день пусть останется в прошлом.
— Ну и с Богом! — благословил Луис.
Много позже, уже засыпая, Рейчел пробормотала:
— Ты прав, Луис… все это только сны, видения.
— Ну конечно. — И он чмокнул ее в ухо… — Спи, дорогая.
…БУДТО ПРЕДСКАЗАНИЕ.
Сам он еще долго не засыпал, но вот в окно заглянул скрюченный в три погибели месяц, и Луис наконец задремал.
Назавтра, хотя небо и затянуло тучами, день выдался теплый. Пот катил с Луиса градом, когда он наконец сдал в багаж чемоданы жены и дочери и выудил из кассы-компьютера их билеты. Раньше он думал, что находить себе дела и заботы — своего рода дар. Однако теперешние проводы лишь жалкая, будящая грустные воспоминания, тень проводов прошлых, на день Благодарения.
Элли погрузилась в собственные мысли и чуть отстранилась от родителей. Несколько раз Луис ловил ее сосредоточенный, задумчивый взгляд.
НАПРАСНО БЕСПОКОИШЬСЯ. У СТРАХА ГЛАЗА ВЕЛИКИ, убедил он себя.
Узнав, что летит в Чикаго, дочка не выразила радости ни из-за того, что потом к ним приедет и папа, ни из-за того, что уезжает на все лето. Она сидела за столом и сосредоточенно расправлялась с овсянкой (разумеется, с любимыми Гейджем «шоколадными мишками»). После завтрака, не говоря ни слова, поднялась к себе, надела приготовленное матерью платье и туфельки. Фотографию Гейджа на санках взяла с собой и в аэропорт. Там тихо села в зале ожидания на пластиковый с гнутой спинкой стул, пока отец ходил за билетами.
По радио без конца передавали о прибытии и вылетах…
Мистер и миссис Гольдман появились в аэропорту за сорок минут до посадки. Ирвин, как всегда, безукоризненно одет: в элегантном шерстяном пальто, хотя день был теплый, градусов под двадцать. Впрочем, истинные джентльмены вроде Гольдмана, наверное, даже не потеют! Он подошел к стойке регистрации выбрать места в салоне, а Дора подсела к Рейчел и Элли.
Луис подошел к женщинам одновременно с Ирвином. Луис опасался, как бы не началась вторая серия стенаний и признаний, но Ирвин избавил его от этого, лишь вяло пожал руку и пробормотал: «Привет!» А по его быстрому и смущенному взгляду Луис понял, точнее, подтвердил свою еще утреннюю догадку: в прошлый раз старик был крепко пьян.
Эскалатором поднялись наверх — оттуда выходить на посадку. Разговор не клеился. Дора мусолила в руках книгу — роман Эрики Йонг, — но так и не раскрыла. Время от времени она поглядывала на фотографию у Элли в руках.
Луис спросил дочку, не хочет ли она выбрать себе какую-нибудь книжку в дорогу. Девочка молча и по-прежнему задумчиво смерила отца взглядом — тому не понравилось. На душе заскребли кошки.
— Ты обещаешь быть умницей у деды с бабулей? — спросил он, подводя ее к книжному киоску.
— Да. Пап, а меня не поймает инспектор? Энди Пасиока говорит, есть такой инспектор, он следит за теми, кто уроки пропускает.
— Не беспокойся. Не поймает. Я в школе договорюсь. Осенью начнешь новый год как ни в чем не бывало.
— Ну, к осени-то все будет хорошо. Только я ведь в первый класс уже пойду. Это не приготовительный. Там все по-другому. Там задание на дом дают.
— Пустяки. Справишься.
— Пап, а ты все еще дуешься на деду?
Луис во все глаза уставился на дочь.
— С чего ты взяла, что я… все еще сержусь на него?
Но Элли лишь пожала плечами, будто ее это совсем не занимало.
— Просто когда ты о нем говоришь, то всегда дуешься.
— Элли, что за слово?
— Прости. — И снова странно-престранно взглянула на отца, потом отошла к книгам на стеллажах. Мерсер Майер и Морис Сендак, Ричард Скарри и Беатрис Поттер. Непременный спутник многих поколений — «Доктор Айболит». ОТКУДА У МАЛЫШЕЙ ТАКОЕ ЧУТЬЕ? ИЛИ ЭТО ПРОЗОРЛИВОСТЬ? ОТКУДА ОНА У ЭЛЛИ? КАК ОТНОШЕНИЯ ВЗРОСЛЫХ СКАЗЫВАЮТСЯ НА НЕЙ? ЧТО СОКРЫТО ЗА СПОКОЙНЫМ БЛЕДНЫМ ЛИЧИКОМ? «ДУЕШЬСЯ» — ЭТО Ж НАДО?
— Пап, можно мне вот эти? — Дочь держала в руках «Доктора Айболита» и книгу, которую Луис не видел со своей детской поры — «Негритенок Самбо», про то, как в один прекрасный день тигры утащили всю его одежду.
А Я-ТО ДУМАЛ, НИКТО НА СВЕТЕ И НЕ ПОМНИТ УЖЕ, ЧТО БЫЛА ТАКАЯ КНИГА. Луис и удивился, и обрадовался.
— Конечно, можно! — И, заняв очередь в кассу, прибавил: — А с дедой мы друг друга даже очень любим.
И ему тут же вспомнились слова его матери: когда женщине хочется ребенка, она «находит» его. А ведь он поклялся никогда не лгать собственным детям. Но в последние дни вдруг обнаружил удивительные способности враля, впрочем, сейчас думать об этом не время и не место.
— Ясно, — ответила Элли и замолчала.
Пауза, неприятная, давящая. Луис поспешил ее прервать.
— Ну, как думаешь, весело тебе будет в Чикаго?
— Нет.
— Нет? Почему же?
Она взглянула ему прямо в глаза все с тем же престранным выражением — предчувствием смерти.
— Мне страшно.
Луис погладил дочь по голове.
— Отчего же страшно, ягодка моя? Ведь не боишься же ты лететь на самолете?