— Мы едем обратно, — произнесла Анна.
Малер посветил фонариком, выискивая канистру, и ответил:
— Найдем бензин — поедем, а нет — значит, нет.
— У нас что, бензина нет?!
— Нет.
— Ты же вроде специально ездил...
— У меня не было сил.
Анна ничего не ответила, и это было хуже, чем если бы она принялась его пилить. В груди его закипела злоба.
— Я, между прочим, только и делал, что вкалывал, — начал он. — Все это время...
— Ой, перестань, — перебила его Анна, — только не сейчас.
Малер сжал зубы, перекатился на живот и, дотянувшись до канистры, поднял ее. Она почти ничего не весила — потому что была пуста.
Идиоты! — думал он. — Не могли запастись бензином!
Со стороны двери донесся презрительный смешок, и Малер вспомнил, что Анна могла читать его мысли. Он медленно встал, подняв с пола фонарик и топор.
— Ну, вот сиди тут теперь и смейся, — произнес он. — А я пойду... — Он махнул топором в сторону двери.
Анна даже не пошевелилась.
— Может, выпустишь меня?
— Это тебе не Элиас, — сказала Анна. — Он тут бог знает сколько совсем один...
— Пусти, я пройду.
Анна посмотрела ему в глаза.
— И что мне делать? — спросила она. — Ну... если с тобой что-нибудь случится?..
Малер горько рассмеялся.
— Так вот ты о чем беспокоишься?! — Он вытащил из внутреннего кармана сотовый, набрал пин-код и протянул телефон Анне: — Девять один один. Если со мной что-нибудь случится.
Анна взглянула на телефон, проверяя, есть ли прием, и попросила:
— Давай прямо сейчас позвоним.
— Нет, — ответил Малер и потянулся за телефоном, — или я его забираю обратно.
Анна недовольно вздохнула и убрала сотовый под одеяло.
— Ты же не станешь звонить?
Анна покачала головой и выпустила ручку двери.
— Папа. Мы совершаем ошибку.
— Ну, — ответил он, — это ты так думаешь.
Он открыл дверь и посветил фонариком, шаря лучом по скалистому берегу, траве и кустам малины. Блуждающий луч света выхватил заросли ольшаника между домом и морем, и Малер увидел человеческую фигуру на скалистом склоне, ведущем к воде. Фонарь, в общем-то, и не требовался — света луны было вполне достаточно, чтобы разглядеть белую тень, распластавшуюся на камнях.
— Я его вижу, — произнес Малер.
— И что ты собираешься делать?
— Убью гада.
Малер вышел из дома. Как ни странно, Анна не стала запирать дверь. Пройдя несколько шагов, Малер обернулся. Анна стояла на пороге, держа на руках завернутого в одеяло Элиаса, и смотрела ему вслед.
В другое время он бы, может, и растрогался, но сейчас Малер испытал лишь досаду: специально небось вышла, чтобы посмотреть, как у него в очередной раз ничего не выйдет.
Малер спустился к воде, прошел по берегу мимо лодки и вдруг понял, что тут делает мертвец. Лежа на животе, он зачерпывал воду единственной уцелевшей ладонью и пил.
Малер выключил фонарь, осторожно ступая по склизким водорослям и покрепче перехватывая топор.
Убью гада!
Он же за этим сюда пришел. Чтобы его убить.
Малер был уже метрах в двадцати от чудовища, когда мертвец вдруг встал на ноги. Это был человек, хотя в нем уже не осталось ничего человеческого. В свете луны Малер различил его полуразложившееся тело. Порыв южного ветра принес запах гнилой рыбы. Малер продрался через заросли камыша и поднялся на скалу, где его уже ждал мертвец, склонив голову набок, словно не веря своим глазам.
Глазам?
Глаз у него не было. Он крутил головой из стороны в сторону, будто принюхиваясь или прислушиваясь к шагам Малера. Когда между ними оставалось каких-то несколько метров, Малер увидел, что плоть на груди мертвеца изъедена до кости и белые ребра отсвечивают в ровном сиянии луны. Заметив краем глаза какое-то движение, он содрогнулся — на мгновение ему показалось, что в полусгнившей грудной клетке мертвеца бьется сердце.
Малер поднял топор и включил фонарь, на всякий случай направив его в глаза чудовищу, — кто его знает, вдруг оно все-таки видит. На фоне темного моря мертвец казался совсем белым, и тут Малер разглядел то, что поначалу принял за сердце, — в грудной клетке утопленника шевелился жирный черный угорь, выедающий свою тюрьму изнутри.
Какой-то рефлекторный стыд заставил Малера отвернуться в сторону, прежде чем мощная струя рвоты выплеснулась изо рта. Жидкая каша из сосисок, хлеба и молока поползла по камням в воду. Горло все еще сводило судорогой, когда Малер выпрямился, чтобы не стоять спиной к мертвецу.
Остатки блевотины стекали по его дрожащему подбородку. Он увидел, как угорь извивается в груди мертвеца, и в ночной тишине различил шелест гибкого тела, копошащегося меж ребер с лоскутьями мяса. Малер вытер губы, но челюсти по-прежнему сводило.
Отвращение Малера было столь сильным, что мозг его посылал сейчас один-единственный сигнал: убить, уничтожить, стереть эту мразь с лица земли.
Убить мерзкую тварь... убить...
Он сделал шаг в сторону мертвеца, в то время как тот шагнул ему навстречу — стремительно, даже слишком, учитывая то, что от него почти ничего не осталось. Раздался стук костей о камень, и Малер попятился, несмотря на всю свою решимость. Дело было не в мертвеце, а в угре. Он не хотел и близко подпускать к себе угря, разжиревшего на человечине.
Малер попятился и поскользнулся на собственной блевотине. Топор вылетел из его рук и глухо шлепнулся на землю. Малер запрокинулся назад и стукнулся головой о скалу. В глазах потемнело, но, прежде чем свет окончательно померк, Малер почувствовал лапы чудовища на своем теле.
Анна все видела. Видела, как ее отец растянулся на скалах, слышала, как его голова ударилась о камни, видела, как мертвец набросился на него.
Она вскочила на ноги, не выпуская Элиаса из объятий.
Ах ты, мразь!.. Господи, да что же это такое?..
Утопленник поднял голову и посмотрел в их сторону. В ту же секунду в голове Анны раздался голос Элиаса.
...о хорошем... думай о чем-нибудь хорошем...
Анна всхлипнула и сделала несколько шагов по направлению к скалам. Что-то звякнуло возле ее ног, но она не обратила на это внимания, продолжая идти к лодке, с каждым шагом приближаясь к чудовищу, голова которого двигалась рывками над распростертым телом ее отца.
Мерзкая, подлая тварь...
...о хорошем...
Она и сама знала. Давно уже поняла. Пока она сидела на кровати и ничего не предпринимала, ни о чем не думала, утопленник просто стоял под окном и смотрел на них. Только когда она бросилась к окну и заорала, вкладывая в свой крик всю ненависть и отвращение к чудовищу, мертвец разбил стекло. Им руководил ее страх.
