Но здесь вмешался авторитет церкви и сильно изменил народное поверье. Время, необходимое для разложения тела, согласно церковным канонам, составляет три года, и, следовательно, хотя идея о сорока днях по-прежнему широко распространена, церковь внушила свое правило верующим, и, следуя ему, приношения пищи на могилу умершего продолжаются не менее трех лет, а по окончании этого срока происходит эксгумация. Я привожу следующий отрывок из произведения господина Лоусона, так как он не только очень четко иллюстрирует различные рассматриваемые моменты, но и приводит свои собственные наблюдения. «В настоящее время, напротив, люди продолжают приносить на могилу умершего еду до третьей годовщины со дня его смерти, когда происходит эксгумация. Тогда, если люди своими собственными глазами видят и убеждаются в том, что распад произошел полностью, что тела нет, а есть лишь кости, им уже и в голову не приходит приносить для умершего пищу. Но в редких случаях, когда разложение тела не закончилось, родственники не освобождаются от своих обязательств по отношению к усопшему. Я был свидетелем поразительного случая такого рода в Леонидионе на восточном побережье Лаконии. Когда я приехал, две могилы были только что вскрыты, и люди были чрезвычайно взволнованы, потому что в обоих случаях имело место лишь частичное разложение: в одном случае оно было столь мало, что можно было различить черты лица; люди боялись, что один или оба мертвеца превратились в vrykolakas. Когда я увидел останки, они были перенесены в часовню, прилегающую к кладбищу. Люди обсуждали, что с ними делать. Разложение тел должно произойти как в интересах самих мертвецов, так и всей общины. Требовались чрезвычайные меры. Лучшее, что было предложено, — я передаю лишь то, что действительно слышал, — после молитв (их испробовали, но безрезультатно) — это сжечь останки. Самые смелые жители деревни предложили этот план. Но это было бы нарушением закона и порядка, и местные власти не позволили бы этого. Священник предложил перезахоронение, но тут стали возражать родственники. У них уже было достаточно и беспокойства, и расходов: они поставили неугасимый светильник у могилы и праздновали все поминки. Они не соглашались на перезахоронение тела и не хотели выполнять все эти обязанности по отношению к умершему в течение неопределенного времени, не зная, когда тело усопшего должным образом „освободится“, а их заботы ему больше не будут нужны. Они хотели найти какой-нибудь способ разрушить труп и побыстрее.
И им это удалось. А я некоторое время был зрителем этой сцены. На полу часовни стояли две большие корзины с останками, а рядом с ними сидели люди и орудовали ножами. Среди них были женщины, которые стояли на коленях у корыта и мыли кости, которые им передавали, мылом и содой. Эта работа продолжалась в течение двух дней. По истечении этого срока кости уже были белыми и чистыми. Все остальное исчезло (возможно, было тайком сожжено), но эта тайна хранилась крепко. Поэтому было объявлено, что разложение тела закончилось.
Та позиция, которую заняли родственники умершего в этом случае, дает ясно понять, что все заботы о мертвом обязательны до разложения тела, но не дольше. Пока плоть остается в этом мире, для нее следует поставлять пищу; когда она исчезла и остались лишь кости, усопший перестает быть зависимым от своих живущих родственников, которые перестают беспокоиться о его благополучии».
Можно отметить, что со скелетом и человеческими костями греки обращаются так, что нам это показалось бы жестоким и неуважительным. В случае канонизированных святых действительно кости будут храниться, как священная реликвия, но в обычных условиях, как только тело подверглось распаду, кости просто выбрасывают в канаву или яму неподалеку от кладбища, за его священными пределами. Эти хранилища останков, которые можно увидеть в Греции повсюду, церковь, безусловно, называет кладбищами, коимптериа, в противоположность некротафеион, месту предварительного погребения. Но с этими кладбищами обращаются неуважительно. Церковное кладбище требует к себе набожного и благоговейного отношения, а обычная сточная канава, в которую выбрасывают кости, вызывает пренебрежение и неуважение. Когда мы вспоминаем чрезвычайную заботу, которой окружают греки своих мертвых, их сложную погребальную литургию, панихиды и погребальные песни, следует понимать, что это отношение, кажущееся черствостью, не является просто бездумным легкомыслием или беспричинным неуважением. Существует весьма здравое объяснение: когда тело полностью распалось и снова воссоединилось с душой, снова обретя индивидуальность и активность, его отбеленные кости, скелет без плоти бесполезен и даже менее чем бесполезен, это то, что выполнило свое предназначение, и теперь это можно списать со счетов.
И хотя, как мы уже видели, христианство никогда не относилось благосклонно к кремации, а церковь бескомпромиссно осуждала ее из-за ее внутренней связи с языческими обрядами, стоит заметить, что православие, предпочитая, безусловно, предание тела земле, не придерживалось таких же строгих правил, как католическая церковь, и при определенных условиях видело возможность послабления. Милость, которую люди очень хотели обеспечить своим усопшим, — это разложение тела, и, если погребение в земле могло в каком-то случае не привести к желаемому результату, то эта цель неизбежно и, можно сказать, немедленно достигалась путем кремации. Если в случае погребения родственники могли испытывать какие-то сомнения и пребывать в неизвестности, то, если тело сжигалось, они сами могли своими глазами увидеть, что его действительно пожрало пламя. У славян имелся способ избавиться от вампира, который состоял в том, чтобы одним ударом вогнать осиновый или боярышниковый кол ему в сердце. Грекам же было известно более надежное средство. Сохранилось предание о древнем способе сжигания мертвых в Древней Элладе, хотя в жизни этим способом не пользуются. Когда более поздние потомки эллинов столкнулись с ужасной опасностью, они вспомнили о древнем обряде, который обеспечивал немедленный и полный распад тела и обрубал всякую связь между живыми и умершим человеком, который после кремации больше не смог бы вернуться и досаждать им. И по-видимому, в таких чрезвычайных случаях такое средство не встречало никакого серьезного отпора со стороны церкви. Люди доказывали, что раз христианский обряд оказался в определенной степени неэффективным, раз вампир вернулся из могилы, то, безусловно, позволительно прибегнуть к другим, более радикальным мерам, даже если они несут в себе нечто языческое. В случае эпидемии чумы разрешалось сжигать тела, чтобы мор не распространялся. Точно так же, разумеется, позволялось сжигать тело чудовища, которое было распространителем инфекции вампиризма. Этот довод признавался молча. Действительно, священники в отдаленных деревнях и пустынных сельских местностях так же, как и население, безусловно, стремились избавиться от vrykolakas, и почти любые средства считались законными и одобряемыми. Когда вести о таких случаях достигали ушей епископа, люди получали довольно суровое порицание, особенно в более поздние времена. Но в силах епископа было разрешить выкопать из земли тело вампира и сжечь. Как и в наши дни, если чрезвычайные обстоятельства требуют этого, епископ может разрешить кремацию тела. Греки считали, что тем умершим, которые возвратились в мир живых и страдают оттого, что их тело не разлагается, следует помочь, и верным способом достижения распада тела, который обеспечивает умершим покой, является, безусловно, кремация. Это была мера, к которой прибегнуть было нелегко, однако это был акт милосердия как по отношению к живым, так и мертвым.