Дэниел Истерман - Имя Зверя

Глава 56

Руки Нури Ваффака дрожали, когда он завязывал галстук. Его кабинет на десятом этаже башни Каирского радио— и телецентра был едва освещен. Окна кабинета выходили на реку, на южную часть острова Джезира и на трущобы Эль-Аджузы. В хороший бинокль он мог бы увидеть пирамиды, хотя никогда не пытался этого сделать. А сейчас, как он знал, было уже поздно. Но об этом, как и о чуме, лагерях и ежедневных казнях, нельзя упоминать в эфире.

Он уже много недель подряд ходил по лезвию бритвы. В качестве ведущего телевизионного диктора в Египте он представлял огромную ценность для нового режима, показывая пример молодым неопытным дикторам. Его хорошо знакомое лицо успокаивало людей, растерянных и напуганных, и поэтому его безжалостно эксплуатировали. Как там американцы называют подобных ему людей? «Анкермен»?[2] Да, именно якорем он и был: якорем для попавшего в бурю корабля-государства.

Но за это приходилось платить. Изменения в официальной пропаганде бывали неожиданны, постоянно присутствовал риск совершить ошибку. На глазах Ваффака половина его коллег предстала перед трибуналом, и до него доходили слухи, что большинство из них расстреляны. Все женщины-дикторы были уволены в первый же день: на телеэкранах страны не должно появляться женских лиц, по радио не должны звучать женские голоса. «Подстрекательство к распутству и преступлениям» — так называл это новый министр информации.

Конечно, власти знали о нем все: о его любовницах, о его пьянстве, о пристрастии к кокаину. Из-за этого он и согласился работать с ними. Он верно служил им, и его оставляли в покое. Но с каждым днем становилось тяжелее, с каждым днем ложь и увертки давались ему все труднее. Он знал, что никто из слушателей не верит ни одному его слову, поэтому он старался слегка менять текст, надеясь, что начальство либо не заметит, либо предпочтет проигнорировать.

Например, вместо слов «слухи о вспышке инфекционного заболевания в Египте абсолютно ни на чем не основаны» он сказал: «Сообщения о чуме, опустошающей страну, судя по всему, преувеличены». Он не знал, заметил ли это кто-нибудь, но знал, что его может погубить любой из цензоров, вынюхивающих ересь в каждом слове.

Сегодня он нервничал. В новой республике все очень быстро менялось. На высшие посты то и дело назначались новый люди, и, как утверждали слухи, многие из тех, кто получил отставку, были казнены.

Несколько дней назад власть окончательно перешла к нескольким темным личностям из правящей хунты. Сегодня должно быть объявлено имя нового президента.

В дверь постучали. В кабинет вошел высокий человек, одетый в черное, — один из «телохранителей», приставленных к нему вскоре после переворота. Его звали Вафа. Он вежливо кивнул — он всегда немного преклонялся перед Нури.

— В студии все готово, господин Ваффак. Президент ждет в гостиной. Он хочет, чтобы передача состоялась вовремя — никаких задержек.

— Японимаю. Сейчас приду.

«Имеет ли какое-нибудь значение такая пунктуальность? — подумал Нури. — Может быть, они боятся нового переворота, если на пять минут опоздают с передачей? Скольких еще президентов ему придется иметь честь представить голодной нации? При условии, что он сам переживет эту ночь...»

В студии стояла тишина. Все проверено и перепроверено, все камеры на своих местах. В эфир шла заставка, предваряющая важное объявление. Ваффак направился прямо к своему столу, кивнув продюсеру — новому здесь человеку, уроженцу Саудовской Аравии.

Техник прикрепил ему на рубашку микрофон, быстро проверил уровень голоса, и ассистент режиссера, держа в одной руке табло, начал безмолвный отсчет времени, показывая секунды на пальцах.

Загремела воинственная музыка. На экране появился герб новой республики — имя Аллаха, вписанное куфическими буквами в зеленый полумесяц. Герб сменили титры. И наконец, в камере показалось лицо диктора.

— Бисмилла эль-рахман эль-рахим, — произнес он, как требовали от него новые хозяева. — Мы ведем специальную передачу по поручению Исламского правительства Египта. Добрый вечер. — Он взглянул на экран телесуфлера и продолжал: — Час назад в Президентском дворце закончилась сессия совета революционного командования. Президент Али Надим уже несколько дней по требованию врача соблюдает постельный режим. Как сообщается, его состояние серьезное.

и ожидается, что он будет прикован к постели. Сегодня днем он заявил, что не способен исполнять обязанности президента, и выразил желание подать в отставку и освободить пост для более подходящего кандидата. На сегодняшней сессии совета командования был избран новый президент из числа наиболее достойных этой выдающейся должности.

Ваффак сделал паузу. Его рот пересох. Глаза уловили слева, за камерой, движение — отворилась дверь. Он бросил взгляд через плечо, затем снова повернулся к камере.

— Достойные жители Египта, — читал он, — люди истинной веры, люди ислама во всем мире, ваш новый президент только что прибыл в студию. Через несколько секунд он впервые обратится к вам. Возблагодарим же Аллаха. Я хочу представить вам его превосходительство Абу Абдаллу Мухаммада эль-Куртуби, президента Исламской Республики Египет.

Камера на несколько мгновений задержалась на лице Ваффака. Он продолжал улыбаться, зная, что от этого зависит его жизнь. Наконец включилась камера номер 2.

Эль-Куртуби глядел прямо в объектив. Он не пользовался телесуфлером, перед ним не лежал текст заготовленной речи.

— Бисмилла, — произнес он, начиная выступление.

К тому времени, как Майкл вернулся, уже стемнело. Он принес еще еды — банки с макаронами и шпинатом, несколько плиток шоколада, коробки с жареным арахисом. Один карман он набил пачками «Кэмела» для Айше, другой — спичками. В маленьком магазине религиозной литературы около мечети Мустафы Мирзы он обнаружил маленькие компасы, которыми пользовались для определения направления на Мекку. В магазине электротоваров на Булак-эль-Джадид нашлись фонарики и батарейки, в гараже — ярко-синие комбинезоны. Для Фадвы он нашел детские джинсы и желтую куртку с капюшоном.

К своей радости, на Шари-эль-Хадра, в Западном Булаке, меньше чем в квартале от реки, он обнаружил маленький магазин, продававший принадлежности для водного спорта, и реквизировал там моток троса, багор с крюком и — чудо из чудес — маленькую резиновую лодку, едва способную вместить троих взрослых и ребенка. Плыть в ней было бы невозможно, но в крайнем случае она не дата бы им утонуть. Впрочем, он надеялся, что им не придется воспользоваться лодкой.