Как ни странно, первой в голову Ллойда пришла следующая мысль: «Не отвечать. Может быть, он уйдет».
– Есть кто-нибудь дома? Считаю до трех: раз, два?.. О'кей, я пойду дальше, отрясая пыль Феникса с моих ног…
В этот момент Ллойд очнулся. Он вскочил с койки, схватил ножку и принялся лупить ей по решетке камеры.
– Нет! – закричал он. – Нет! Не уходите! Пожалуйста, не уходите!
Голос, раздававшийся теперь значительно ближе, с лестницы, соединявшей административное крыло с камерами, прокомментировал:
– Мы готовы тебя скушать, мы тебя так любим… ой-ой-ой… похоже, кто-то ОЧЕНЬ… ПРОГОЛОДАЛСЯ. – Последовало ленивое хихиканье.
Ллойд бросил на пол ножку от койки и схватился обеими руками за прутья решетки. Теперь он мог слышать шаги. Ему хотелось расплакаться от облегчения… в конце концов, он спасен… Но в сердце у него вместо радости был страх, растущий ужас, заставивший его пожалеть о том, что он не промолчал. Промолчать? Господи! Что может быть хуже голода?
Мысль о голоде заставила его вспомнить о Траске. Траск раскинулся на спине, и одна из его ног торчала сквозь решетку камеры Ллойда. Область голени – ее самая мясистая часть – претерпела значительные изменения. На ней были следы зубов. Ллойд знал, кому принадлежали эти зубы, но почти не помнил о том, как это произошло. Чувства отвращения, вины и ужаса преисполнили его. Бросившись к Траску, он быстро спустил штанину на полусъеденной ноге и выпихнул ее за пределы своей камеры, опасаясь, как бы обладатель голоса не застал его за этим.
Разумеется, торопиться не было причин, потому что решетчатые ворота у входа в арестантское отделение были закрыты, а так как электричество вырублено, кнопка не сработает. Его освободителю придется вернуться и отыскать КЛЮЧ. Ему придется…
Ллойд вздрогнул, услышав, как заработал электромотор, приводящий в движение ворота.
Разобравшись с Траском, Ллойд вернулся к двери своей камеры. Услышав приближающиеся шаги, он невольно сделал два шага назад. Он бросил взгляд на пол коридора и увидел пару ковбойских остроносых ботинок с заостренными носами и сбитыми каблуками. Первая его мысль была о том, что у Поука были такие же ботинки.
Ботинки остановились напротив камеры.
Взгляд Ллойда медленно пополз вверх, скользя по потертым джинсам, кожаному ремню с медной пряжкой (на ней были выбиты различные астрологические знаки в паре концентрических кругов), джинсовой куртке с двумя большими пуговицами на нагрудных карманах – на одной было изображено улыбающееся лицо, на другой – труп свиньи и слова: КАК ВАМ НРАВИТСЯ СВИНИНА?
В тот самый момент, когда взгляд Ллойда неохотно поднялся до темного лица Рэнделла Флегга, тот закричал: «Ууу!» Звук разнесся по мертвому арестантскому отделению и вернулся вместе с эхом. Ллойд взвизгнул, отшатнулся, упал и заплакал.
– Все в порядке, – утешил его Флегг. – Все в порядке, парень. В полном порядке.
– Не могли бы вы меня выпустить? – всхлипнул Ллойд. – Пожалуйста, выпустите меня. Я не хочу, чтобы со мной случилось то же, что и с кроликом, я не хочу этого, это несправедливо, если бы не Поук, я не смог бы натворить ничего, кроме мелкого хулиганства, пожалуйста, выпустите меня, мистер, я сделаю все, что угодно.
– Бедный парень. Ты похож на рекламный плакат летнего отдыха в Дахау.
Несмотря на сочувственный тон Флегга, Ллойд не мог решиться снова поднять глаза. Если он снова посмотрит ему в лицо, он умрет. Это лицо дьявола.
– Пожалуйста, – канючил Ллойд. – Пожалуйста, выпустите меня, я голодаю.
– Как давно тебя заперли в этой консервной банке, паренек?
– Не знаю, – ответил Ллойд, утирая слезы. – Давно.
– Почему же ты до сих пор не умер?
– Я понял, что происходит, – сказал Ллойд, обращаясь к ногам в потертых джинсах. – Я экономил еду и сделал себе небольшой запас.
– Случайно не откусил кусочек от этого славного парня в соседней камере, а?
– ЧТО? – возопил Ллойд. – Что? Нет! Клянусь Христом Богом! За кого вы меня принимаете? Мистер, мистер, пожалуйста…
– Его левая нога немного тоньше, чем правая. Вот я и спросил, дружок.
– Я ничего не знаю об этом, – прошептал Ллойд. Он весь дрожал.
– Ну, а что ты скажешь насчет крысы? Какой у нее был вкус?
Ллойд закрыл лицо руками и ничего не ответил.
– Как тебя зовут?
Ллойд попытался ответить, но из глотки его вырвался только жалобный стон.
– Как тебя зовут, солдат?
– Ллойд Хенрид. – Он попытался придумать, что бы еще сказать, но в голове была какая-то каша. Он испугался, когда адвокат сказал ему, что он может попасть на электрический стул, но не так, как сейчас. Никогда за всю свою жизнь он не был так испуган. – Это все Поук! – закричал он. – Это ему надо было здесь сидеть, а не мне!
– Посмотри на меня, Ллойд.
– Нет, – прошептал Ллойд.
– Почему нет?
– Потому что…
– Продолжай.
– Потому что я не верю, что вы существуете, – прошептал Ллойд. – А если вы существуете… мистер, если вы существуете, то вы – дьявол.
– Посмотри на меня, Ллойд.
Ллойд беспомощно поднял взгляд на темное, усмехающееся лицо, парившее в пролете между прутьями. Флегг что-то держал в поднятой правой руке. Это было что-то вроде черного камня, в центре которого пролегала ярко-красная щель. Ллойду она показалась ужасным глазом, приоткрытым и кровавым, пристально уставившимся на него. Потом Флегг слегка повернул камень, и красная щель в нем стала похожа… на ключ. Флегг вертел его в пальцах так и сяк. То это был глаз, то ключ.
Глаз, ключ.
Он пропел:
– Она принесла мне кофе… она принесла мне чай… кроме самого главного… кроме ключа. Так, Ллойд?
– Так, – ответил Ллойд хрипло, не отрывая глаз от черного камешка.
– Теперь-то ты можешь оценить, какую ценность представляет собой нужный ключ, – сказал человек. – Я абсолютно в этом уверен. Потому что ключ нужен для того, чтобы открывать им двери. Существует ли что-нибудь важнее этого, Ллойд?
– Мистер, я ужасно голоден…
– Конечно, ты голоден, – сказал человек. На лице его появилось выражение сочувствия – настолько всеобъемлющее, что оно стало гротескным. – Боже мой, крыса создана не для того, чтобы ее есть! Знаешь, что у меня было сегодня на ленч? Симпатичный ростбиф на венской булке, посыпанный кольцами лука и обильно политый горчицей. Звучит неплохо?
Ллойд кивнул.
– Немного копченой рыбы, какао, а на десерт… Господи, да я ведь мучаю тебя, правда? За это меня следовало бы выпороть. Извини. Сейчас я тебя выпущу и мы пойдем что-нибудь поедим, о'кей?
