«Налево и направо, формируйте две очереди», – гремел в голове Клая голос Порватого, и когда он проснулся в коттедже хранителя музея, выкрикивая имя сына, в окна лился предвечерний свет.
В полночь Клай добрался до маленького городка Норт-Шепли. К тому времени полил препротивный холодный дождь, временами едва не переходящий в снег (Шарон называла такой дождь «кашей»). Он услышал приближающийся шум моторов и сошел с проезжей части (все еще знакомого шоссе 11, не автострады из сна) на площадку перед магазином «С семи до одиннадцати».[117] Когда показались фары, серебрящие дождь, он видел двух спринтеров, которые бок о бок мчались сквозь тьму. Безумие. Клай стоял за бензоколонкой, не то, чтобы прячась, но и не мозоля глаза. Он наблюдал, как автомобили проскочили мимо, словно видение из давно ушедшего мира, поднимая фонтаны брызг. Ему показалось, что один из автомобилей – раритетный «корветт», хотя тусклого света единственной лампы системы аварийного освещения на углу дома определенно не хватало, чтобы говорить наверняка. Гонщики промчались под всей системой регулирования транспортного потока Норт-Шепли (неработающим светофором), какие-то мгновения их задние огни светились в темноте, а потом исчезли за пеленой дождя. Клай вновь подумал: «Безумие». А когда вернулся на дорогу, в голове сверкнула еще одна мысль: «Тебе ли рассуждать о безумии?»
Что правда, то правда. Потому что сон о телефонном «Бинго» не был сном, или полностью сном. Клай в этом не сомневался. Фонеры использовали свои нарастающие телепатические возможности, стараясь не упускать из виду как можно больше тех людей, кто убивал их стада. И правильно делали. У них могли возникнуть проблемы с такими группами, как Дэна Хартуика, которые действительно пытались с ними бороться, но он сомневался, что у них могли возникнуть какие-то проблемы с ним. Как ни странно, телепатия очень уж походила на телефонную связь: информация передавалась в обе стороны. Тем самым он превращался… в кого? Призрака в машине? Что-то вроде этого. И если они могли приглядывать за ним, то и он мог приглядывать за ними. По крайней мере, во сне. В своих снах.
Существовали ли настоящие павильоны на границе Кашвака, у которых норми выстраивались в очередь, чтобы им «вышибли» мозги? Клай подумал, что существовали, как в Кашваке, так и в местах, подобных Кашваку, на территории всей страны и всего мира. Возможно, работы у фонеров, которые обслуживали эти павильоны, уже поубавилось, но сами контрольно-пропускные пункты (точки перехода), наверняка остались.
Фонеры воспользовались телепатией, их групповой голос убеждал норми идти в Кашвак. Убеждал во снах. В силу этого следовало полагать фонеров умными, расчетливыми? Нет, если, конечно, ты не полагал паука умным, потому что тот плел паутину и умел застывать, как бревно. Шагая на север по шоссе 11 к шоссе 160, дороге, которая привела бы его в Кашвак, Клай думал о том, что телепатический сигнал, который посылали фонеры (такой же призывный, как пение сирен) должен содержать, как минимум три отдельных послания:
Приходи, и ты будешь в безопасности… ты сможешь прекратить борьбу за выживание.
Приходи, и ты будешь с такими же, как ты, в безопасном для вас месте.
Приходи, и ты сможешь поговорить со своими близкими.
Приходи. Да. Ключевое слово. А оказавшись на достаточно близком расстоянии, ты лишался права выбора. Телепатия и мечта о безопасности вцеплялись в тебя мертвой хваткой. Ты слушал, как Порватый говорил тебе, что ты должен идти дальше, что все получают возможность позвонить самому близкому человеку, но мы должны пропустить очень многих, прежде чем зайдет солнце и мы будет слушать, как Бетт Мидлер поет свою песню «Ветер под моими крыльями».
И как они могли продолжать проделывать все это, хотя электричество отключилось, мегаполисы сгорели, а цивилизация соскользнула в кровавый колодец? Как могли продолжать замещать миллионы фонеров, которые погибли при начальном Импульсе и при уничтожении стад, которые за этим последовали? Они могли продолжать, потому что Импульс по-прежнему транслировался. Где-то, в лаборатории террористов или в гараже чокнутых, какой-то передатчик продолжал работать от аккумуляторов, а какой-то модем все так же выдавал этот безумный сигнал. Направлял на спутники, которые все также вращались на околоземных орбитах или на микроволновые ретрансляторы, которые охватывали земной шар стальным поясом. И куда ты мог позвонить, в уверенности, что твой звонок пройдет, пусть даже и ответит тебе работающий от аккумуляторов механический голос автоответчика?
911, это же очевидно.
Тогда почему он по-прежнему идет на север, в темноте, под ледяным дождем? Впереди лежал Ньюфилд, не так уж и далеко, а там ему предстояло свернуть с шоссе 11 на шоссе 160. И он подозревал, что после не столь уж долгой прогулки на шоссе 160, дни, когда он мог прочитать надписи на дорожных указателях (или что-то еще) подойдут к концу. Так почему?
Но он знал почему, как знал, что долетевший издалека, из залитой дождем темноты, грохот, сопровождаемый коротким автомобильным гудком, означал, что для одного из спринтеров гонка закончилась. Он продолжал идти на север из-за записки, найденной на двери собственного дома, которую с трудом удержала полоска скотча. Он продолжал идти на север из-за второй записки, которую нашел на доске объявлений в муниципалитете, на три четверти скрытую полной надежд запиской Айрис Нолан своей сестре. В обеих записках его сын написал одно и тоже, большими буквами: «ПОЖАЛУЙСТА ПРИДИ И ЗАБЕРИ МЕНЯ».
Если он опоздал с тем, чтобы забрать Джонни, он, возможно, не опоздал с другим: мог увидеть его и сказать, что пытался. Мог продержаться достаточно долго, чтобы это сделать, пусть они бы и заставили его воспользоваться одним из сотовых телефонов.
Что же касалось платформ и тысяч наблюдающих людей…
– В Кашваке нет футбольного стадиона, – сказал он.
Но в голове тут же прошептал голос Джордана: «Это виртуальный стадион».
Клай оттолкнул этот голос в сторону, Вытолкал из головы. Он принял решение. Безумие, конечно, но теперь это был безумный мир, то есть он жил в полном соответствии с законами этого мира.
Без четверти три, с гудящими ногами и промокший, несмотря на куртку с капюшоном, которую он взял в доме смотрителя музея в Спрингвейле, Клай вышел к шоссе 160. Перекресток забили столкнувшиеся автомобили, и теперь к ним присоединился «корветт», который промчался мимо него в Норт-Шепли. Водитель, похоже, вышиб головой стекло и теперь висел на дверце, головой вниз, с болтающимися руками. Когда Клай попытался поднять мужчину и заглянуть ему в лицо, чтобы понять, жив ли он, верхняя половина туловища вывалилась на дорогу, таща за собой кишки. Клай отошел к телеграфному столбу, уперся в него лбом, который вдруг стал очень горячим, и блевал, пока в желудке ничего не осталось.
