То, что по другую сторону, выглядит вполне безобидно. Мы видим залитый лунным светом перекресток и две узкие дорожки следов. Над местом их пересечения высится старый дуб. Под деревом — куча камней, а за ним — лес и поля.
Но ищейки появились из этого самого мира, на который мы смотрим, значит, он не так безобиден, как кажется. И перекресток… если не ошибаюсь, Роберт сказал, что Легба наблюдает за перекрестками.
Я не слишком внимательно изучал вуду, но имя Легба мне знакомо. Это один из их лоа — бог ворот и перекрестков. Все церемонии начинаются с приветствий ему, ибо он — воплощение принципа пересечения, связи с божественным миром. Его обычно изображают с тросточкой и в шляпе с высокой тульей, а его брат, барон Самеди, — лоа мертвых.
Признаться, у меня нет большого желания познакомиться с ними.
— Не могу поверить, что это — настоящее, — говорит Холли.
— Добро пожаловать в странный мир, — отвечаю я ей.
Она поворачивается ко мне:
— Может быть, для тебя это пройденный этап, но у меня мороз по коже.
Я качаю головой:
— Просто я пишу об этом. А то, что я испытал на собственном опыте, можно пересчитать по пальцам одной руки. У нас остался один понимающий человек — Боджо.
Боджо возражает:
— Принцип жестянщиков — всегда быть в тени. Если мы живем в ваших городах, то стараемся держаться подальше от шерифов и юристов. В Других Мирах — подальше от духов. Чем они сильнее, тем меньше мне хочется иметь с ними дело; в этом и вся штука.
— В чем? — спрашивает Рауль.
— В способности правильно определить, кто насколько силен. Некоторые из мелких, на вид вполне безвредных, — самые могущественные. Самое лучшее — по возможности избегать их всех.
— Эта дыра, то есть портал… — говорю я, указывая на проем в стене с мерцающими краями, — как долго он здесь продержится?
— Я могу держать его открытым, — говорит Боджо. — Музыка Роберта была тем шулером, который тасует колоду, чтобы выпала нужная нам карта. Она нужна была нам, чтобы добраться до Вордвуда, потому что я никогда там не был, но музыка не единственный путь. Метод проб и ошибок тоже может пригодиться. Просто так будет гораздо дольше. Другие Миры — место обширное; можете себе представить, какое оно большое. Миры иногда накладываются друг на друга, так что в иных местах, сделав один-единственный шаг, вы можете пройти через три-четыре мира сразу и даже не поймете этого без провожатого.
— Значит, без Роберта нам крышка.
Боджо качает головой:
— Раз он сказал, что мы уже близко, значит, теперь мы действительно можем найти это место сами.
Я чувствую, что у меня в голове тикают часы. Они начали тикать с того момента, как Саския пропала из моего кабинета. С каждой новой секундой, проведенной без Саскии, этот мир, Условный Мир, как любит его называть профессор, кажется все более пустым. И я не могу избавиться от страха, что чем больше времени ее нет, тем меньше становятся шансы вернуть ее. И всех остальных тоже.
Я киваю:
— Да, надо идти.
— Мы и пойдем, — отвечает мне Боджо.
Он хочет сказать еще что-то, но тут мы слышим шаги наверху лестницы. Мы оборачиваемся и видим, что Джорди ведет к нам Аарона и его подругу Сюзи.
— У нас опять проблемы, — говорит Джорди.
У меня падает сердце, когда Аарон и Сюзи рассказывают, что произошло в квартире Джексона. И должен сказать, этот рассказ пробуждает все мои прежние подозрения относительно этих двоих. Значит, Сюзи, как и Саския, — часть Вордвуда? Как им удалось спастись, когда все остальные пропали? Искренне ли раскаяние Аарона?
— Так вы просто взяли и ушли? — спрашивает Джорди, вкладывая в эту простую фразу все, что мы все сейчас чувствуем.
— Они не стали слушать нас, — говорит Аарон. — То есть не стали слушать Сюзи.
Да, я понимаю, эти двое ничего не могли поделать — если только все действительно так, как они рассказывают.
— И много еще таких вот… скаутов? — спрашивает Боджо.
Джорди смотрит на меня, и я прекрасно понимаю, что он думает, но я лишь пожимаю плечами. Я и правда не понимаю, что сообщение о происхождении Саскии прибавит в нашем разговоре на эту тему. Но и так просто оставить это тоже нельзя. Притом что я знаю, каково было Саскии, и вижу, как подозрительно относятся к Сюзи Холли, Рауль и Боджо. Дик все еще сидит на лестнице, привалившись к стене; мне трудно судить о его реакции.
— Они не обязательно враги, — говорю я. Я уверен в том, что говорю, потому что Саския — точно не враг. — Они располагают только той информацией, которую вложил в них дух Вордвуда. Велика вероятность того, что, ознакомившись с картиной во всей ее полноте, они перейдут на нашу сторону. Сюзи это доказала.
Сюзи бросает на меня благодарный взгляд, который заставляет меня чувствовать себя виноватым. Я выражаю ей доверие, которого на самом деле не чувствую, — все мои заключения основаны только на Саскии и на том, что, кажется, они и правда одинакового происхождения.
Но все сразу принимают сказанное мной — удобно считаться специалистом в какой-то области. Хотя со всеми этими трудностями, которые обрушиваются нам на голову и с которыми никто не знает, как справляться, я вовсе не чувствую себя специалистом.
— Что вы можете рассказать нам о Вордвуде? — обращаюсь я к Сюзи. — Известны ли вам какие-нибудь его слабые стороны, которые мы могли бы использовать?
— По правде говоря, я не много знаю о нем, — говорит она. — Это… — она издает нервный смешок, — это действительно странно. Я имею в виду то, что я только что узнала, кто я такая, и что все воспоминания о жизни мне просто вложили в голову. Когда я время от времени задумываюсь об этом, мне кажется, я больна.
— Понимаю вас.
Она наклоняет голову набок и некоторое время изучает меня. Потом говорит:
— Знаете, я думаю, вы, может быть, действительно меня понимаете.
— Так вы можете нам чем-нибудь помочь? — спрашивает Боджо.
Она вздыхает:
— Проблема в том, что, узнав, кто я такая, я обрела и некоторые воспоминания о Вордвуде. Но в них Вордвуд не выглядит столь ужасным местом. Возникает, скорее, впечатление некой умиротворенности и мудрости. Я… — она обводит нас взглядом, — вы, может быть, не поверите мне, но мне не кажется, что дух Вордвуда такой уж плохой. Это вирус виноват. Вместо того чтобы строить планы борьбы с духом, нам следовало бы попытаться вылечить его.
— Есть какие-нибудь идеи? — спрашиваю я.
Она мотает головой:
— И встреча, которая у меня с ним была в квартире Джексона, не очень убедительно подтверждает мою теорию. Но я не могу избавиться от чувства, что та субстанция, с которой я там сегодня встретилась, — это не весь дух. Как будто мудрость и доброта, которую я вспоминаю, когда думаю о своей родине, подавлены этим новым, жестоким и мстительным образом. Как будто дух отложил на время все хорошее в себе, чтобы иметь возможность осуществить месть, не терзаясь угрызениями совести.
