— «Дейзи», духовушка, — ответил Бен. — Мне мама на Рождество подарила, но она с ума сходит, если я дома из нее палю.
— П-прихвати, а? — предложил Билл. — М-может, в войну поиграем?
— Ладно, — обрадованно ответил Бен. — Ну, ребята, мне пора.
— Н-нам т-тоже, — сказал Билл.
Они пошли с Пустырей втроем. Бен помог Биллу втащить на насыпь Сильвер. Эдди плелся сзади и сокрушенно осматривал свою забрызганную кровью рубашку. Дыхание у него вновь вырывалось со свистом.
Билл попрощался с друзьями и, гаркнув: «Гони, Сильвер!», укатил прочь.
— Ничего себе велик. Гигант! — сказал Бен.
— Не то слово, — подтвердил Эдди. Он снова прибегнул к аспиратору, и мало-помалу дыхание у него восстановилось. — Иногда он возит меня на багажнике. Такая скорость — дух захватывает. Хороший парень Билл. Человек. — Эдди произнес последнюю фразу небрежным тоном, но глаза его были красноречивее. В них читалось обожание. — Знаешь, что случилось с его братом?
— Нет, что такое?
— Убили его. Прошлой осенью. Какой-то негодяй. Оттого Билл такой. Заметил, как он заикается?
— Да, есть немного.
— Но с мозгами у него все в порядке — ты не думай чего.
— Ты что!
— Я не случайно тебе это сказал. Если хочешь дружить с Биллом, лучше не заикайся насчет его младшего брата. Не расспрашивай. Его так это сокрушило.
— Меня, наверное, тоже бы сокрушило, — сказал Бен. Он смутно припомнил, что прошлой осенью много было разговоров про убийство одного мальчика. Интересно, о ком тогда думала мама, когда подарила Бену эти часы: о Джордже Денбро или о последовавших трех убийствах. — Это случилось после наводнения?
— Да.
Они дошли до угла Канзас-стрит и Джексон-стрит, где им предстояло расстаться. Кругом сновали ребятишки: одни играли в салки, другие бросали бейсбольные мячи. Один толстый коротыш в синих шортах с важным видом просеменил мимо Бена, он привязал себе на спину енотовую шкуру, а хвост перекинул на лицо, и он болтался у него на переносице. Малыш катил хула-хуп и вопил радостно: «А обручем салить слабо?»
Бен и Эдди проводили его насмешливыми взглядами, как взрослые, затем Эдди сказал:
— Ну, мне пора.
— Подожди секунду. У меня идея: если ты в самом деле не хочешь угодить в «неотложку».
— А что такое? — Эдди в сомнении посмотрел на Бена, но в то же время с надеждой: а вдруг он поможет ему.
— Пятак есть?
— Есть десять центов, а что?
Бен посмотрел на темные пятна подсыхающей крови на рубашке Эдди.
— Зайди в магазин, купи шоколадного молока и размажь половину на рубашке. Придешь домой, скажешь маме, что нечаянно пролил на себя.
Взгляд у Эдди повеселел. За четыре года после смерти отца зрение у мамы сильно ухудшилось. Из тщеславных соображений, а также потому, что она не умела водить машину, мама отказывалась ехать к окулисту, чтобы заказать себе очки. Подсохшая кровь и пятна шоколадного молока почти неразличимы. Может статься…
— А и вправду, может, обойдется.
— Если она догадается, ты уж не говори, что это я тебе посоветовал.
— Не скажу, не боись. Ну, до встречи, аллигатор.
— Ага.
— Да нет же, — терпеливо поправил его Эдди. — Присказка есть такая. Надо отвечать: «Ну пока, крокодил».
— А-а. Ну пока, крокодил.
— Смотри-ка, усек, — улыбнулся Эдди.
— А вы ребята ништяк, клевые, — сказал Бен.
Эдди очень смутился, можно сказать, занервничал.
— Я-то что, вот Билл тот действительно клевый парень, — сказал он и зашагал прочь.
Бен проводил его взглядом; он видел, как Эдди прошел по Джексон-стрит, а затем повернул за угол. В трех кварталах от его дома на автобусной остановке Джексон-стрит и Мейн-стрит стояла знакомая троица. Бен тотчас спрятался за живую изгородь, сердце заколотилось. Через пять минут подъехал междугородный автобус «Дерри — Ньюпорт — Хейвен». Генри и его дружки, повернувшись спиной к Бену, сели в автобус.
Бен подождал какое-то время. Когда автобус скрылся из виду, он поспешил домой.
В тот вечер с Биллом Денбро произошла большая неприятность, если не сказать хуже. Это случилось уже во второй раз.
Родители смотрели телевизор. Они сидели по разные стороны кушетки, почти не разговаривая друг с другом. Было время, когда в комнате, где стоял телевизор (она выходила на кухню), было шумно: то и дело слышался смех, говорили так громко, что даже телевизора не было слышно. «Заткнись, Джорджи!» — кричал Билл. «А ты не лопай кукурузные хлопья, тогда я замолчу, — парировал Джордж. — Ма, скажи, чтобы Билл отдал мне кукурузные хлопья. Он не дает». «Дай ему хлопья, Билл. А ты, Джордж, больше не называй меня «ма», я же тебе не овца. А то заладил: «ма-ме». Или папа расскажет какую-нибудь смешную историю, и все хохочут, даже мама присоединяется к всеобщему веселью. До Джорджа не всегда и не сразу доходили шутки, вспоминал Билл, но все равно, глядя на всех, он хохотал от души.
В те дни родители тоже сидели на кушетке перед телевизором и мало разговаривали, но между ними были Джордж и он, Билл. После гибели Джорджа Билл пытался представить себя книгой, лежащей между родителями во время телепередач, но у него ничего не получалось. От родителей распространялся какой-то холод, а Билл ведь был не холодильник и средства против обледенения у него не было. Он чувствовал мороз на щеках, глаза слезились от холода, становилось невыносимо, он вставал и уходил.
— Ха-ха. Хотите, расскажу, что сегодня в школе у нас было. Такая умора, — предложил он как-то несколько месяцев назад.
Отец оторвал взгляд от журнала и с мягким недоумением посмотрел на Билла. Затем снова уткнулся в журнал «Непридуманное». Билл разглядел фотографию: на заснеженном берегу лежал охотник и, раскрыв рот, смотрел на рычащего на льдине белого медведя. «Убийца в ледяной пустыне» — так называлась статья. Билл подумал тогда: «Я знаю, где находится ледяная пустыня. Вот здесь на кушетке, между папой и мамой».
Мама так и не подняла головы.
— Анекдот один. Сколько нужно ф-французов, чтобы вставить электрическую лампочку? — рискнул Билл. Он почувствовал на лбу испарину, как, бывало, в школе, когда он знал, что учительница, долго не вызывавшая и даже игнорировавшая его по мере возможности, должна вот-вот наконец спросить у него урок. Он говорил слишком громко, но ничего не мог поделать со своим голосом. Слова отозвались эхом в его голове, точно неистовый звон колоколов.
