— А бабушка Томы? Я сам видел, как она открывала потайную дверцу…
— Бабушка знала, — сказала Тома. — И я знала. Только мы не могли отыскать проход, он был замурован. А о том, что можно войти из склепа, Кеша даже мне не признался. Не верю, что он хотел забрать себе сокровища… — она всхлипнула.
— Потому и украла его бумаги?
Тома не ответила, было и так понятно.
Игорь Владимирович знал о Владе и ничего мне не сказал. Почему?
Я прямо спросил об этом.
— Ну, — замялся шеф. — Кое-какие денежки у него водятся…
Понятно. Можно не продолжать.
— Славик, у меня голова болит. Пойду, прилягу.
Тома рассчитывала, что я провожу ее, но джентльмен во мне уснул. Она постояла рядом, поняла, что я компанию не составлю, и направилась к выходу.
— Про Наталку тоже знали? — спросил, когда дверь за девушкой закрылась.
— Знал. И, когда она попросила отпуск за свой счет, сразу понял, что назревает интересненькое.
— Откуда? Ведь и я до последнего времени ни о чем не догадывался.
— Славик, ты еще слишком неопытный в таких делах. — Шеф плеснул себе коньяк, сделал небольшой глоток и прищурился от удовольствия. — Хотя… В таких делах больше нужно полагаться на интуицию, а она меня редко подводит.
— И, все равно, не пойму, зачем я здесь понадобился Владу. Да и Наталка так настойчиво добивалась, чтобы я сюда приехал…
Сказал и пожалел. Вдруг Игорь Владимирович и о привидении знает?
— Тут, конечно, загадка… — я вздохнул с облегчением. — Но уж точно не для того, чтобы поделиться с тобой, — он хихикнул.
А я подумал: не слишком ли все усложняю? Может, не нужно искать подводные камни там, где их нет и быть не может? Не исключено, что именно «привидение» и было основным мотивом, из-за которого бывший одноклассник пригласил меня в гости?
* * *
В усадьбе непривычная суета. Повсюду мельтешили незнакомые люди. Их не так много, но, по сравнению с предыдущим тихим омутом, все напоминало растревоженный муравейник. У ворот с десяток иномарок, у склепа — армейский «УАЗ» и крытый тентом грузовик. Люди в камуфляже выносили из склепа ящики и грузили в автомобиль.
К склепу меня не пустили. Метрах в двадцати от него дорогу преградил серьезный мужчина в цивильном костюме, но, отнюдь, не цивильными повадками. Спорить бесполезно и я, не солоно хлебавши, повернул обратно. Не скажу, что меня так уж разбирало любопытство, но неприятный осадок остался.
Несправедливо.
Я не совсем посторонний и не в последнюю очередь благодаря мне удалось отыскать документы, которые теперь от меня же скрывают.
Впрочем… Ну их всех подальше…
Я почти дошел до беседки, когда из кустов вынырнула знакомая фигура в сером форменном костюме. Его только не хватало для полного счастья. Настроение было настолько паршивым, что если бы участковый меня зацепил, я бы не сдержался. Лейтенант или почувствовал, или ему нечего было сказать. Пронзил нехорошим взглядом, и посторонился, уступая дорогу.
— Вячеслав…
Голос показался незнакомым. Даже не голос — старческий хрип.
Наталья Владимировна сидела в беседке, она не прикасалась к спинке, от чего казалась неестественно прямой, окаменевшей. Ее глаза уставились на меня, но не факт, что видели.
Губы зашевелились, но лишь через некоторое время я услышал невнятные звуки.
— Что делается, — едва разобрал, а может, не разобрал, и суть сказанного была иной.
Я молчал, а она еще некоторое время шевелила губами, пялясь на меня и мимо меня одновременно.
Жутковато.
Я попятился и скрылся за кустом. Когда обернулся, Наталья Владимировна все так же смотрела в пустоту. Не уверен, что она заметила мое бегство, а, возможно, не помнила и о моем появлении.
* * *
Шеф поступил, как последняя свинья, да и чего еще можно было от него ожидать?
Вечером, когда кутерьма улеглась, непрошеные гости укатили, и в усадьбу вернулась привычная тишина, я вдруг понял, что мне здесь делать нечего. Если раньше я пребывал на правах гостя, то теперь, после бегства Влада, и этого хлипкого статуса лишился. Я был посторонним человеком в чужом доме.
Я собрал вещи, их было немного, и отправился на поиски Игоря Владимировича. Увы, ни его, ни его автомобиля не нашел. Зато телефон отозвался сразу, едва набрал номер.
— Славик, чего тебе?
— Хотел в попутчики напроситься, — ответил резко, даже не пытаясь скрыть негодование.
— Я не подумал об этом. Прости, но вернуться не могу, дела.
И отключился.
Дела у него, понимаете ли…
А как мне добираться до города? Вспомнил дорогу сюда, и нахлынуло отчаяние. Вариант один: выходить на трассу и уповать на попутку. Если не повезет, что казалось более вероятным, топать до станции на своих двух.
Веселенькая перспектива…
В баре было пусто. Правильнее сказать: Томы в баре не было. Кроме нее вряд ли кто еще мог здесь объявиться.
Захватил бутылку, прошелся мрачным коридором, миновал пустой холл, поднялся на второй этаж. Постучал.
Тишина.
Неужели и Тома уехала? Не попрощавшись?
Обидно…
Мне стало совсем грустно.
Ощущение, что я остался один во всем доме. Тревожно. Закрылся в своей комнате, открыл коньяк, отхлебнул с горлышка, закурил. Беспричинный страх отступил, но тоска сдавила еще сильнее.
Чувство, что нахожусь в мертвом доме не проходило. Не в вымершем, а именно — в мертвом. Слабенькую искорку, которая подпитывала в нем подобие жизни, безжалостно задул ураган последних событий. Или она истлела сама, не находя живительного кислорода.
Выглянул в окно. В темноте угадывались тени деревьев и крохотные огоньки садовых фонариков. Их свет тоже казался неживым, потусторонним.
Сейчас я бы не решился выйти на улицу. Был уверен, что окружающий мертвый дом такой же неживой мир сразу меня проглотит. И удивлялся, что раньше подобные мысли не беспокоили.
А спуститься в подвал?
Я отступил от окна и задернул штору, отгородив себя от окружающего мрака.
Нужно уснуть, иначе страшная ночь никогда не закончится. Утром все будет иначе, и мысли тоже будут другим.
Глотнул еще коньяк. Выключил верхний свет, но оставил включенным торшер. Залез под одеяло, закрыл глаза, прокрутил в памяти происшедшее…
И таки вырубился. Почти сразу, как будто с головой окунулся в пустоту.
Но ненадолго.
Некий звук потревожил и вернул в привычную и не очень приятную реальность. Пока я соображал, что могло разбудить, взгляд привычно остановился на дверце шкафа. Она была там, где и положено было быть. Вот только шкаф двигался. Я улыбнулся. Не столько от нахлынувшего «дежа вю», сколько от предвкушения, что больше мне не грозит одиночество.
