Стоило ей прикоснуться к дочери, та крупно вздрагивала и таращила на нее глазенки. И непрерывная, точно озноб, дрожь била маленькое тело. Будто пропустили электрический ток. Конечно, страшный сон ей приснился, что и говорить… но сейчас Рейчел просто терялась: как успокоить дочь?
Около аэровокзала ноги у девочки вдруг заплелись, и она упала. Да так и осталась лежать, а пассажиры обходили ее, бросая сочувственные или равнодушные взгляды. «Простите, мы торопимся, нам некогда». Наконец, Рейчел подхватила дочь под мышки и поставила на ноги.
— Элли, что с тобой?
Та не ответила. Они подошли к багажному транспортеру, где хороводили чемоданы и сумки. А вон и Дора с Ирвином. Их поджидают. Рейчел помахала им свободной рукой, и старики подошли.
— Нам сказали, что лучше вас здесь дожидаться. Ну, Рейчел, как у Эйлин дела?
— Неважно.
— Мамочка, тут есть туалет? Меня тошнит.
— Господи помилуй! — Рейчел взяла дочку за руку и быстро повела в туалет в конце зала.
— Рейчел, мне с вами пойти? — крикнула вслед Дора.
— Не нужно. Ты лучше наш багаж получи, ты ведь знаешь, какие у нас вещи. А мы уж как-нибудь справимся.
На счастье, в туалете никого не оказалось. Рейчел подвела дочь к кабинке, порылась в сумочке, отыскивая двадцать пять центов (пока не бросишь монетку, кабинку не открыть), и с облегчением увидела, что на трех кабинках замки сорваны. Над одним красовалась надпись, сделанная гримерным карандашом: «КАКОЙ УБЛЮДОК ПРИДУМАЛ ТАКИЕ ТУАЛЕТЫ?»
Рейчел распахнула дверцу — Элли стонала, держась за живот. Позывы были сильные, но девочку так и не вытошнило, очевидно, виной всему — разгулявшиеся нервы.
Когда Элли полегчало, Рейчел подвела ее к умывальнику, ополоснула ей лицо. Девочка была смертельно бледна, под глазами появились темные круги.
— Элли, что случилось? Разве нельзя объяснить?
— Я и сама не знаю. Просто, ЧТО-ТО случилось, что-то плохое. Еще когда папа сказал, что мы уезжаем. С ним что-то плохое.
ЛУИС, ТЫ ЧТО-ТО СКРЫВАЕШЬ? Я ЖЕ ВИЖУ. ДАЖЕ ЭЛЛИ ПОНИМАЕТ.
Странно. И Рейчел весь день сама не своя, словно ждет беды. Такое напряженное и нервное ожидание бывало у нее за день-два до месячных. То готова засмеяться, то — заплакать, то вдруг откуда ни возьмись — мигрень. Внезапно нападает, так же внезапно отпустит.
— Что, что плохое-то? — спросила она, глядя в зеркало на дочь.
— Не знаю, — повторила Элли. — Мне снилось что-то про Гейджа… Или про Чера. Не помню… Не знаю.
— Ну-ка, детка, расскажи все, что снилось.
— Будто я на Кошачьем кладбище. Меня туда привел Паксо и сказал, что скоро придет папа и случится что-то страшное.
— Паксо? — Рейчел пронзил безотчетный страх. Кто это? И почему имя кажется ей знакомым? Может, слышала где? Но сейчас ни за что не вспомнит. — Значит, какой-то человек по имени Паксо привел тебя на Кошачье кладбище.
— Да, так его звали. Он сам сказал. А еще… — Глаза у девочки выпучились.
— Ну, что же еще?
— Он сказал, что послан предупредить, но ВМЕШАТЬСЯ не может. Он сказал, что… будто… он рядом с папой потому, что папа когда-то присутствовал при… не помню. Не помню! — И она расплакалась.
— Солнышко мое, тебе приснилось Кошачье кладбище, потому что ты вспоминаешь Гейджа. А с папой ничего не случилось. Ну, все прошло?
— Нет, — прошептала девочка. — Мне страшно, мамочка. А тебе?
— Не-е, — решительно покрутила головой Рейчел и улыбнулась. Хотя страхом полнилась душа, и таким зловеще-знакомым казалось имя. Паксо… Месяцы, а может, и годы тому назад слышала она похожее имя. С ним связано что-то ужасное, и с тех пор ужас так и гнездится у нее в душе.
Что-то — не понять что — вот-вот произойдет, появится на свет. Что-то ужасное, чего нельзя допустить. Но что? Что?
— Все в порядке, не волнуйся, — сказала она дочери. — Хочешь, пойдем к дедушке с бабулей?
— Хочу, — безразлично ответила та.
В женский туалет вошла пуэрториканка с крохой сыном, за что-то его отчитывая. Большое пятно расползлось у него спереди на расписных шортах. Рейчел сразу больно кольнуло воспоминание о Гейдже, она замерла как вкопанная. И враз перестали саднить душу последние волнения — будто новокаин ввели.
— Пошли. Папе позвоним, когда домой к дедушке приедем.
— На нем тоже были шорты, — вспомнила вдруг Элли, обернувшись на малыша.
— На ком, кисонька?
— На Паксо. На нем были красные шорты.
Вмиг все стало на свои места — вспомнила! — у Рейчел чуть не подломились колени, такой накатил страх. И отпустил.
К чемоданному хороводу, где стоял Ирвин Гольдман, не подступиться. Рейчел видела лишь околыш его шляпы с пером. А Дора сидела у стены, караулила два места для дочки с внучкой и махала им рукой. Рейчел подвела к ней Элли.
— Ну, что, радость моя, лучше тебе? — спросила Дора.
— Чуть-чуть. Мам… — но, взглянув на мать, осеклась.
Рейчел сидела выпрямившись, в ужасе прижав ладонь к губам, побелев лицом. Теперь все-все вспомнилось, точно обухом по голове хватили! Как же сразу она не догадалась? Конечно бы, догадалась, не гони она сама этой мысли прочь.
— Мам?..
Рейчел медленно обернулась, Элли даже услышала, как скрипнуло у нее в шее. Она отняла руку ото рта.
— Эйлин, а этот человек во сне назвал только фамилию? А имя?
— Мам, что с тобой?
— ЧЕЛОВЕК ВО СНЕ НАЗВАЛ СВОЕ ИМЯ ИЛИ НЕТ?
— Назвал, только я не помню. Мам, ты мне делаешь больно!
Рейчел только сейчас заметила, что стиснула запястье дочери, как наручником.
— Он назвался Виктором?
— Да, Виктор! Точно, Виктор! Мамочка, он и тебе снился?
— Только не Паксо, а Паскоу.
— Так я и говорю — Паскоу.
— Что случилось, Рейчел? — забеспокоилась Дора. Взяла Рейчел за руку, поморщилась: уж очень холодная. — И что это с Эйлин?
— Нет, это не из-за нее. Скорее, из-за Луиса. Что-то, наверное, с ним неладно. Или что-то грозит. Посиди с Элли, мама. Я схожу позвоню домой.
Она поднялась, направилась к телефонам-автоматам, пошарила в кошельке, но монетки не нашла, решила заказать разговор за счет вызываемого. Но «вызываемого» дома не оказалось. В трубке слышались лишь гудки.
— Желаете позвонить попозже? — спросила телефонистка.
— Да. — И Рейчел повесила трубку. Постояла, не сводя взгляда с телефона.
