На другой стороне перекрестка, там, где шоссе 160 уходило на север, находился небольшой магазинчик «Ньюфилд трейдинг пост». Надпись на витрине обещала «ИНДЕЙСКИЕ СЛАДОСТИ В САХАРНОМ СИРОПЕ «НИК-НАК». Чувствовалось, что магазинчик грабили не раз и не два, однако, крыша сохранилась и могла уберечь как от дождя, так и от нежданного ужаса, с которым он только что столкнулся. Клай вошел в магазин и сидел, низко опустив голову, пока не почувствовал, что более-менее пришел в себя и опасность грохнуться в обморок миновала. В магазинчике лежали трупы, в нос бил характерный запах, но кто-то накрыл брезентом все, кроме двух, и эти два, по крайней мере, не развалились на части. Пивной шкаф-холодильник разбили вдребезги и опустошили, а вот автомат с прохладительными напитками только разбили. Клай взял банку имбирного ситро и выпил большими глотками, останавливаясь лишь для того, чтобы рыгнуть. И какое-то время спустя самочувствие его улучшилось.
Ему отчаянно недоставало друзей. Неудачник, закончивший жизнь на этом перекрестке, и его соперник были единственными спринтерами, которых он видел в ту ночь, и ему не встретилась ни одна группа беженцев. Так что всю ночь он провел с мыслями о компании. Может, погода в эту ночь оставила людей под крышей, может, теперь они путешествовали днем. Почему нет, если фонеры перешли от убийств к обращению в себе подобных.
Он вдруг осознал, что в эту ночь не слышал «стадной музыки», как называла ее Алиса. Может, все стада находились к югу отсюда, за исключением одного большого (он не сомневался, что оно должно быть большим), стараниями которого норми становились фонерами. Клай не возражал. Возможность не слышать «Я надеюсь, ты танцуешь» и «Тему из «Летнего места» он воспринимал, как маленький подарок.
Он решил, что будет идти еще максимум час, а потом найдет место для ночлега. Холодный дождь добивал его. Покинул «Ньюфилд трейдинг пост» не посмотрев ни на разбитый «корветт», ни на человеческие останки рядом с ним.
Но шагал он практически до рассвета, отчасти потому, что дождь перестал, но, в основном, по другой причине: найти крышу над головой на шоссе 160 оказалось не таким простым делом. Наконец, в половине пятого, он миновал пробитый пулями щит-указатель, на котором прочитал: «ВЪЕЗД В ГЕРЛИВИЛЛ, НЕКОРПОРАТИВНУЮ ГОРОДСКУЮ ТЕРРИТОРИЮ». А десять минут спустя добрался до градообразующего предприятия Герливилла, каменоломни, громадного карьера с несколькими сараями, мокрыми от дождя грузовиками и гаража. Клай подумал о том, чтобы провести ночь в одном из сараев, потом решил, что найдет себе что-нибудь получше, и продолжил путь. Он по-прежнему не видел путников и не слышал стадной музыки, даже издалека. Возможно, остался последним человеком на всей Земле.
В этом Клай ошибся. Через десять минут после того, как каменоломня осталась позади, он поднялся на холм и увидел внизу маленькую деревушку. Первым на его пути оказалось здание «Добровольной пожарной команды Герливилла» (на доске объявлений он прочитал: «НЕ ЗАБУДЬТЕ ПРО ХАЛОУИН». Должно быть, к северу от Спрингвейла никто не мог написать это слово правильно). На стоянке стояли двое мобилолюдей, лицом друг к другу, у переднего бампера грустного вида старенькой пожарной машины, которая, возможно, была новой во времена Корейской войны.
Они медленно повернулись к Клаю, когда он направил на них луч фонаря, потом вновь уставились друг на друга. Оба были мужчинами, один лет двадцати пяти, второй – в два раза старше. В том, что они – фонеры, сомнений быть не могло. Грязная одежда, буквально расползавшаяся на них, порезанные и поцарапанные лица.
У молодого серьезно обгорела одна рука. У более старого левый глаз блестел из-под раздувшихся и воспаленных век. Но их внешний вид значения не имел. А что имело, так это ощущения, которые он испытывал в тот момент: те самые трудности с дыханием, которые он уже чувствовал, когда находился с Томом в офисе автозаправочной станции «СИТГО», куда они зашли, чтобы взять ключи от грузовиков-цистерн с пропаном. Ощущения эти говорили о некой нарастающей силе.
И происходило все это ночью! С учетом тяжелых дождевых облаков, о рассвете еще не приходилось и говорить. Так почему эти парни бодрствовали ночью?
Клай выключил фонарь, выхватил никерсоновский кольт сорок пятого калибра, решив посмотреть, что же из всего этого выйдет. Несколько секунд ничего не происходило, но это странное чувство, перехватывающее дыхание, говорило за то, что без развязки не обойтись. Потом раздался высокий звенящий звук, словно завибрировало полотно пилы. Клай поднял голову и увидел, что электрические провода, протянутые перед зданием, быстро-быстро то поднимаются, то опускаются.
– Ухо-ди! – молодой мужчина, похоже, с огромным трудом выплевывал из себя слова. Клай подпрыгнул. Если бы палец лежал на спусковом крючке револьвера, обязательно прогремел бы выстрел. Это было не «Ав», не «И-ин», а настоящее слово. Клай подумал, что услышал его и в голове, но слабо, очень слабо. Как умирающее эхо.
– Ты!.. Иди! – ответил мужчина постарше. В мешковатых бермудских шортах с огромным коричневым пятном на заду. То ли от земли, то ли от говна. Говорил он с таким же трудом, но на этот раз эха в голове Клай не услышал. Парадоксально, но из этого сделал вывод, что в первый раз все-таки его слышал. О нем они полностью забыли. В этом он мог не сомневаться.
– Мой! – молодой мужчина вновь выплюнул слово. И как нелегко ему это давалось. Все тело напряглось ради того, чтобы слово слетело с губ. За его спиной задребезжали маленькие окошки на широких воротах гаража.
Последовала долгая пауза. Клай, зачарованный, наблюдал. После ухода из Кент-Понда впервые забыл про Джонни. Мужчина постарше, похоже, лихорадочно думал, внутри шла лихорадочная борьба, и Клай предполагал, что борьба эта направлена на одно: суметь выразиться, как он это делал раньше, прежде чем Импульс лишил его дара речи.
На крыше пожарной станции, по существу, обычного гаража, коротко взвыла сирена, словно на мгновение восстановилась подача электроэнергии. И огни древней пожарной машины, фары и красные «маячки», вспыхнули, осветив мужчин и отбросив их тени, и погасли.
– Черт! Ты говоришь! – он тоже выплевывал слова, как кусочки мяса, попавшие в дыхательное горло.
– Мойбиль! – выкрикнул молодой мужчина, и в голове Клая тот же голос прошептал: «Мой автомобиль!» Все стало ясно. На этот раз не поделили не коробку с «Туинкис», а старый пожарный автомобиль. Только происходило это ночью, да, на ее исходе, но в темноте, и они почти что начали говорить. Черт, да они просто говорили!
Однако, время разговоров, похоже, вышло. Молодой мужчина наклонил голову, бросился к тому, что постарше, боднул в грудь. Мужчина постарше растянулся на земле. Молодой споткнулся о его ноги и плюхнулся на колени.
