тоже. Дверь открылась с жалобным визгом.
Внутри.
Темно. Очень темно.
Елки-палки. Пахло отвратительно. Как будто здесь держали больную собаку.
Какой-то звериный запах... дерьмовый запах...
Норман вошел в открытую дверь. Он даже не мог разглядеть свою руку в почти полной темноте, но пистолет поблескивал в том свете, который просачивался сквозь плотно занавешенные окна.
"Что это за звук? - спросил себя Норман. - Звук царапанья?" В мозгу всплыл образ больной собаки, скребущей прутья клетки.
"Или это звук дыхания?
Дыхание!"
Не успела эта мысль сформироваться в голове Нормана, как что-то мокрое сомкнулось вокруг его руки, державшей пистолет.
- Господи, - выдохнул он. Вздох превратился в вопль.
Боль пронзила его руку. Он снова вскрикнул.
Дюк бросился в дверь. В полумраке Норман видел только его силуэт. Парень бросился к окну. Схватился обеими руками за шторы. Рванул их вниз.
В комнату хлынул солнечный свет. Его блеск заставил Нормана закрыть глаза, хотя какое-то чудовище грызло его руку.
Должно быть, аллигатор, или пума, или волк, или...
Он открыл глаза.
Или человек! Норман стоял, щурясь от яркого света, и смотрел, как старый болван в инвалидном кресле грызет его руку.
- Уберите его, мать вашу, от меня! - закричал Норман.
Внезапно все, казалось, собрались в комнате.
Ники закричала:
- Пожалуйста, не трогайте его!
Памела вытаращилась.
- Кто это, черт возьми?
Дюк навел пистолет.
Старик в инвалидном кресле выглядел лет на девяносто. На макушке у него не было волос, зато их было много внизу головы и вокруг челюсти, так что они образовывали белоснежный воротник. Глаза представляли собой блестящие щелочки, окруженные красной кожей. Над ними возвышались пушистые брови из седых волос.
- Он кусает мою гребаную руку! - взвыл Норман.
- Отойди, - сказал ему Дюк. - Я ему морду разнесу.
- Нет, Дюк! Моя рука у него во рту!
Ники и Лорен умоляли их не причинять старику вреда.
- Он грызет кожу, он грызет кожу! - Норман завыл еще громче.
Бутс наклонила пистолет, чтобы выстрелить старику в живот.
- Не смей, иначе ты попадешь в меня. - предупредил Норман. Потом он сказал: - Вот! - и протянул ей свой пистолет.
Теперь, когда его рука была свободна, он мог что-то сделать с кусакой. Он ткнул большим пальцем в один из прищуренных глаз. Теплый, мягкий. Норман надавил сильнее. Наконец старик с воплем перестал кусаться.
Дюк пожурил Ники.
- Эй, у тебя есть дедуля, ты должна время от времени кормить его.
Ники бросилась к старику.
– Лучше бы ты его не обижал!
- А как насчет меня? - спросил Норман с болью. - Ублюдок пустил мне кровь. Смотри!
Он показал ей свою руку с колотыми ранами на коже. Поморщившись, он прижал к ней носовой платок.
- А видите его зубы? У старого кота есть клыки.
- Эй, Норм прав, - сказал Дюк, впечатленный. - Только посмотрите на эти острые зубы.
Памела тоже уставилась на них.
- Они обточены до остроты. - Она посмотрела на Лорен. - Он сделал это со своими собственными зубами?
Норман был, пожалуй, единственным, кого не впечатлил полный рот клыков старика. Несмотря на то, что старик был развалиной, его зубы были совершенно белыми и здоровыми. И идеально острыми. Красные пятна пропитали носовой платок Нормана.
- Мне нужно сделать прививку от столбняка, - сказал Норман. - И еще одну от бешенства.
Дюк кивнул Лорен.
- Так кто же этот Отец Времен?
- Зови его Пастором.
- Пастор. Эй, Пастор, познакомься с Дюком. - Дюк протянул руку.
Пастор с интересом посмотрел на него сквозь щелочки глаз. Из них сочилась липкая, как сироп, жидкость. Особенно из того, к которому Норман чертовски хорошо приложил палец. Затем старик заговорил.
Сухой, надтреснутый голос. Как будто кто-то потревожил в пустыне кусты.
- Ты хочешь, чтобы я съел их всех? Сейчас?
- Нет, Пастор, - успокаивала его Ники. Она погладила старика по руке, присев рядом с инвалидной коляской.
Старик, казалось, не слышал ее.
- Ты же знаешь, что их надо убить и сварить, прежде чем я их съем. Вот почему я выписал все эти рецепты для тебя.
- Это Пастор? - Спросила Памела недоверчиво. – Ты же сказала, что он мертв!
- Я этого не говорила, - объяснила Лорен. - Я имела в виду, что он больше не главный.
- Ты можешь поджарить яйца этих парней, - говорил Пастор. - Посыпь их свежим перцем, а потом подай на листьях салата.
Дюк сказал Лорен:
- Тебе придется кое-что объяснить. Кто этот старик?
- Как я уже сказала, его зовут Пастор. - Лорен сделала жест, который, казалось, охватывал весь город. - Он заново открыл Питс более сорока лет назад. Он вернул его к жизни.
- Но что это значит - съесть нас?
- Он стар, Дюк. Он начинает путаться.
- Запутался, с чего бы это? - запротестовал Пастор. - У меня аппетит молодого человека. Видишь вон ту девушку? - Он указал морщинистым пальцем на Бутс. - Готов поспорить, что за десять минут я смогу съесть четыре фунта ее плоти и еще останется место для ее языка. - Он чмокнул губами. - Жареного с чесноком.
- Эй... - Бутс была недовольна, что старик обсуждает ее перспективы в области кулинарии. - Никто меня не съест.
Дюк хихикнул.
– Что-то ты не жаловалась, когда старина Норми лакомился твоей дырочкой.
Бутс помрачнела. Ее карие глаза казались еще более мертвыми. В них не было даже искры гнева.
Норману это показалось еще более опасным.
Во время разговора Норман воспользовался возможностью осмотреть комнату. Эта была обставлена. Окна закрывали тяжелые бархатные портьеры. В углу комнаты стояла кровать. Аккуратно заправленная. Ники, как он догадался, занималась уборкой. Здесь также был стол, заводной граммофон. Ящики со старыми книгами.
Поваренные книги, набитые рецептами.
Потом Норман взглянул на человека, который схватил его за руку.
Седые бакенбарды и полоска волос на затылке образовывали волосатый воротник. Верхняя часть головы была лысой и выглядела довольно ужасно с потрескавшейся кожей, прыщами и струпьями, которые напоминали россыпь рисовых хлопьев, прилипших к его голому черепу.
Он был одет в темный пуловер и темные брюки. Старик мог быть прикован к инвалидному креслу по многим причинам, но одна из самых очевидных заключалась в том, что у него была только одна нога.
