Через некоторое время Алферова соединили с Зиминым.
— Николай Николаевич?
— Да, — отрывисто прозвучал в трубке голос.
— Полковник Алферов, ГУВД Новороссийска. Николай Николаевич, мои поздравления с повышением.
— Благодарю, только вы припозднились, приказу уже как полгода. Постой… Как ты сказал, Алферов?
— Так точно, товарищ генерал, — четко, по-военному, ответил полковник. — Николай Николаевич, у меня, к сожалению, нехорошие новости, — тихим голосом добавил он, закрыв трубку рукой, будто в кабинете кто-то мог его услышать.
— Я слушаю.
— Вы помните турбазу?.. Турбазу Красная Щель? — медленно проговорил Алферов.
В трубке установилось молчание. Полковник решил, что Зимин не расслышал его, и уже собрался повторить вопрос, как генерал подал голос:
— Что-то произошло?
— Поступил сигнал, что там, возможно, совершено убийство. Вы просили, чтобы я сообщал вам лично обо всех фактах, имеющих прямое либо косвенное отношение к данной местности. Сразу скажу, что проверка уже начата местными органами.
В трубке помолчали, потом Зимин сказал:
— Хорошо, что ты позвонил. Ты вот что. Во-первых, держи все под контролем, о каждом шаге местных ментов докладывай мне. Во-вторых, пусть твой начальник немедленно свяжется со мной. Так. И третье — я направляю к вам своих ребят. Сегодня уже поздно, ожидай их с утра. Да, и оставь мне свои координаты. — Записав телефоны Алферова, генерал повесил трубку.
Вздох облегчения вырвался у полковника. Он посмотрел на свои руки и увидел, что они дрожат.
Побережье Черного моря. Время 19:03
Последние силы ушли у меня на то, чтобы кое-как встать. Мышцы словно превратились в старые заржавленные блоки и лебедки заброшенного цеха.
Вит. Он спас мне жизнь. Хотя нет. Он лишь предоставил мне небольшую отсрочку.
— Когда идешь по тропе мудрости, нельзя стоять. Нельзя спотыкаться и уж тем более поворачивать назад, — чеканя каждое слово, вдруг произнес Вит.
Я оцепенел. Девчонки притихли.
Так сказано в Книге Странствий.
— Ты споткнулся, Дима. Впрочем, ты и так всю жизнь спотыкаешься. Это потому, что ты нетвердо стоишь на ногах. — Вит отшвырнул ногой рюкзак и поднял ружье.
— Ты… ты не… — начал я.
— Ди, — ласково позвал он, и Диана непонимающе посмотрела на него.
— Покажи свой палец, — все тем же ласковым, доброжелательным голосом произнес Вит. Он будто просил Ди показать фотографии из отпуска.
Диана спрятала за спину руки.
— Зачем? — прошелестела она.
— Хочу взглянуть на твой пальчик. На котором пластырь. Ты вся запаршивела, посеяла кроссовку, а вот пластырь на пальце сохранился, не странно ли? Ведь твоя содранная заусеница уже зажила? — Вит широко улыбнулся.
— Вит, ты опять за старое? — вмешался я, вставая между ним и Дианой. — Какого черта ты к ней цепляешься?!
— Я хочу посмотреть на ее палец, — с каким-то сумасшедшим упрямством промолвил Вит.
Ко мне подошла Ольга, всем своим видом показывая, что если будет надобность — она вцепится Виталию в глотку.
— Хочу сравнить кое-что, — добавил Вит, но уже не так решительно. Правда, ружье все еще было у него, но нас было больше, и со мной был мой нож, а плечо Вита уже успело познакомиться с ним.
— Нам нужно идти, — сказал я, пытаясь перехватить инициативу. — Пока мы тут треплемся, время идет. А что-то подсказывает мне, что нам во что бы то ни стало надо дойти до темноты.
Вит нервно дернул головой, будто стряхивая остатки сна.
— Как же вы мне надоели… Пошли. Берите с собой только воду. Все остальное оставьте. Или подохнем в этих долбаных горах.
Я открыл свой рюкзак и обнаружил, что при падении на щебень разбилась лампа, ноздри уловили запах керосина. Вытащив промокшие спальник и куртку, я отбросил их в сторону.
— Что, если будет еще… еще один овраг? — медленно выговаривая слова, спросила Ольга, тяжело дыша.
Вит ничего не ответил и, метнув в сторону Дианы хитрый взгляд, пошел вперед.
Я догнал его.
— По-моему, пока ты перебирался через мост, у тебя что-то выпало из кармана, — сказал я. — Что это, патрон?
Вит молча достал из кармана штанов маленький камешек. В ладони тускло блеснул желтый металл.
— Осталось три штуки. Выберемся — поделим поровну.
— Ты взял золото? Золото Клима?
Он пожал плечами:
— Зачем теперь оно ему?
Я замолчал, тщетно пытаясь понять простую логику Вита. Одно дело — ружье, нож, компас, веревка… Мы брали все это не потому, что нам это нравилось. Но золото… Это совсем другое.
Скала, как и предполагал Сосновцев, скоро закончилась. Перед нами раскинулись заросли самшитовых деревьев,[6] иногда среди них встречался тис. Несколько метров мы шли по пояс в высокой траве. Когда она закончилась, мы вышли на ровную поверхность скалы. Я обратил внимание, что Ольга тоже осталась без одной кроссовки — та, у которой отлетела подошва, слетела по дороге. А может, она сама ее сняла?
Глядя на ее мелькающий носок, который когда-то был белым (теперь он постепенно окрашивался в красный цвет), я вдруг понял, что в моем левом ботинке давно что-то мерзко хлюпает. Что это — пот, кровь, гной?
Какая разница. Она взяла меня за руку, и мы, спотыкаясь, как пьяные, пошли вместе. Ди из последних сил ползла за нами на карачках, словно собака за хозяином. Она что-то бессвязно бормотала и иногда вскрикивала, когда ее ладонь натыкалась на острый камень. Фигура Вита маячила в нескольких шагах, как огородное пугало.
Я старался ни о чем не думать. Все, на чем мне нужно сосредоточиться, — это поднимать и опускать ноги, убеждал я себя.
Сколько еще идти? Я начинал верить, что мы просто ходим по кругу и скоро выйдем к лагерю, где нас, страшно улыбаясь, ждут начинающие разлагаться Клим и Дэн… Дрожащий голос Вита вывел меня из болезненной полудремы.
— Что это?.. — Он с суеверным ужасом вперил взгляд перед собой.
Я протер слезящиеся глаза. Сначала я ничего не разобрал, лишь бледные мелькающие пятна. Постепенно пятна превратились в миллион шевелящихся жемчужных чешуек. Потом в глазах немного прояснилось. Я моргнул несколько раз.
Там стояло дерево. Мертвое черное дерево. Оно имело двойной ствол, разветвляющийся прямо из основания.
Увидев, что Вит смотрит куда-то вверх, я задрал голову. И понял, что схожу с ума. Или уже сошел?
Не может быть.
Это сон, иначе не может быть. Я сплю. Но боже, как же затянулся этот адский сон! Со скрюченных паучьих лап ветвей свисали веревки, оканчивающиеся петлями.
Три веревки. Три петли.
Ноги дрогнули, и я стал оседать на землю. Позади раздался горестный вздох.
