Она приподнялась и согнулась пополам, перенеся ноги вперед — теперь она упиралась ими в стену, по сторонам от портала: наконец-то у нее появилась точка опоры. Но Конрой не выпускал ее. Сильным рывком ей удалось высвободить одну руку, и на секунду он замер, но потом вцепился обеими руками в другую ее руку: хватка была как стальные тиски, он кричал, и уже почти половина его тела исчезла в портале.
Позади Виктории вопили и улюлюкали психи, шум стоял невообразимый. Она слышала и Альберта: из своей камеры он громко выкрикивал ее имя. Хотя бы на него они не набросились.
Она ощущала сильный жар. Опираясь о стену, но чувствуя неуклонное движение к двери, она откинула голову назад и посмотрела на психов в коридоре. Большинство, как она видела, направились к входной двери — в направлении камеры Альберта, а двое стали двигаться в ее сторону. Один из них был мужчина с котом (бедное мертвое животное теперь свисало с его руки), и он смотрел прямо на нее…
Ремень с оружием. В нем ее заводная пила. Свободной рукой она тянулась к ремню.
Но он лежал там, куда королева еле-еле могла дотянуться лишь кончиками пальцев.
Мужчина с котом стал двигаться в ее сторону быстрее.
Она напрягла ноги, собрала все свои силы. И с криком дернувшись вбок, она выиграла те несколько сантиметров, ухватившись пальцами за ремень — и вовремя: она едва успела опередить психа, уже упавшего на колени, чтобы забрать его, а теперь рычавшего в знак крайнего неудовольствия.
Виктория сняла с ремня пилу, дернула завод.
Ничего не произошло.
Конрой видел, что должно было случиться. Он удвоил свои попытки притянуть ее к себе. Она чувствовала, как ее толкает к порталу. Чувствовала идущий оттуда жар. И снова завела пилу.
Пила заработала, лезвие закрутилось, и Виктория, сжав зубы, подалась вперед, чтобы отрезать Конрою руки. Сначала одну, ничего, что в лицо ей брызжет его кровь; потом вторую, и вот, наконец, дико вскрикнув напоследок, он погрузился в преисподнюю.
И в тот же самый момент мужчина с котом набросился на нее, выкрикивая непристойности и хватая ее за лицо, явно намереваясь поцеловать, но вместо этого она сунула в его физиономию пилу, и он откинулся назад — вниз потекла серая жижа мозга.
— Виктория, — снова раздался крик.
Альберт.
Виктория вскочила, ринулась по коридору к камере Альберта, увернувшись от второго психа, затем от третьего.
Меч. Где ее меч?
Она замерла на мгновение и поискала глазами свой меч. Вокруг нее собирались больные. Один из них спустил штаны и двигал туда-сюда задом, нацелив на нее свой член. Безумная женщина, с подбородка у которой капала кровь, с маниакальным хохотом тянулась к ней.
Потом она заметила движение у двери в камеру Альберта и увидела, что там появился сам принц. Его вежливо поддерживал тот хорошо одетый мужчина, которого она уже видела, — он вел принца к двери.
На нее же наседала толпа психов. Она закричала и безжалостно замахнулась пилой, яростно освобождая себе путь к нему — в отчаянии, что может потерять его снова. Теперь, когда понятно, что входная дверь открыта, Альберт и вцепившийся в него маньяк двинутся туда.
Наконец психи отпрянули от нее, и она смогла оторваться от стены, к которой прижималась; оттолкнув плечом еще одного, загораживавшего ей путь, она ринулась к двери: Альберт и маньяк вот-вот должны были выйти, и она надеялась лишь на то, что мозг у безумца слишком поражен, чтобы тот догадался повернуть ключ с той стороны.
Но они не прошли. Они все еще стояли в проеме.
А по другую сторону двери стояла Васкес. С нею были двое мужчин, которых Виктория узнала: они тоже были в Палате Общин. Лук был поднят, она целилась в Альберта и психопата, который нервно перевел взгляд с Васкес на королеву.
— Ваше Величество? — сказала Васкес.
— Цель открылась? — спросила Виктория.
Маньяк юркнул за спину Альберта.
— Заслон, — ответила Васкес.
Секунду стояла тишина.
— Стреляй, — велела королева.
Она стукнула катаной в пол, психопат в испуге отпрянул, и тут же в глаз ему вонзилась стрела; он упал, выпуская принца — тот вырвался и попал в объятия Виктории.
Спустя несколько минут она закрыла дверь в психиатрическое отделение для преступников, глянув напоследок в дальний конец, где никакого портала уже не было. Потом они покинули больницу Бетлем, миновав дам из женской религиозной ассоциации Бетнал Грин Баптист, собравшихся ехать обратно: те испуганно вытаращили глаза, когда мимо них прошествовала к карете странная процессия. Она выглядела действительно колоритно: экзотического вида лучница и великосветский господин, заигрывавший — явно безуспешно — с ней; за ними поспешал хромой слуга; но особенно завораживала пара, шествовавшая впереди: благородного вида джентльмен, имевший заметное сходство с принцем Альбертом, и невысокая женщина, с ног до головы забрызганная грязью, которую — если бы не тот факт, что одежда у нее залита кровью, и если бы не сиявшая на лице улыбка и большой-большой меч, — вполне можно было бы принять за Викторию, королеву Англии.
Позже в то же утро, Букингемский дворецВо дворе Букингемского дворца, куда выходили конюшни, несмотря на раннее утро, вовсю кипела жизнь. Над землей висел туман, и у лакеев при дыхании шел пар изо рта: слуги переносили сундуки в «кларенс» — специально отобранную карету без королевских крестов и прочих опознавательных знаков; они поднимали их на крышу экипажа и крепко привязывали веревками. Выполнив эту работу, лакеи собрались в сторонке. Они явно пребывали в смущении, если не сказать — в смятении; они не знали, как им воспринимать это небывалое событие, и задавались вопросом, не дать ли им знать, на всякий случай, об этом кому-либо из придворных дам или лорду-стюарду. Принц сам, лично, разбудил каждого из них, попросив помощи: потому что, как он сказал, королева отбывает с ним и детьми — они уезжают одни.
Дети спали на сиденьях, Виктория проверила, тепло ли и удобно им, подоткнула одеяльца, чтобы они не скатились из этих импровизированных кроватей, затем закрыла дверцу кареты и взобралась на кучерское сиденье к Альберту — тот уже держал в руках вожжи. Они посмотрели на лакеев, которые стояли безмолвно, явно не понимая, что происходит, и Альберт прощальным жестом коснулся полей своей шляпы, затем тронул вожжи, и тишину раннего утра прорезал негромкий звук копыт, цокающих по булыжной мостовой двора.
Карета катила по подъездной дороге, когда Виктория обернулась, чтобы бросить взгляд на дворец; она подавила подступившее к горлу рыдание — королева знала, что никогда не вернется.
