– Ну, вы даёте, Майкл… Это же незаконно, – сухо сказал он. – В сущности, вы совершили кражу, утаили улики от следствия. Нельзя так!
Я сморщился, как от лимона:
– Мы сами себе следствие, Джеральд, так что не надо морализировать. Знаю я ваши законы. Три года судиться из-за пары дохлых цыплят – это нормально. А что под боком плодится нежить, шляются трупы, исчезают люди – да и хрен с ним. Ваш премьер об этом даже слушать не захотел…
Не знаю, насколько мои доводы убедили Вильямса, но препираться он не стал.
– Ладно, чёрт с ним, давайте бумаги, – нетерпеливо сказал он.
– То-то же…
Я полез в кофр. Там, как я уже упоминал, есть секретное отделение, этакий мини-сейф, куда я спрятал заметки Аткинсона.
Однако, достав бумаги, я с первого взгляда убедился, что они девственно чисты. На смятых белых листах – ни слова, ни буквы, ни запятой… От гнева и бессилия задрожали руки.
– Что случилось, Майкл? – с тревогой спросил Вильямс. Должно быть, моё лицо в этот миг ему не понравилось.
– А вот с трёх раз угадайте…
С этими словами я швырнул бесполезные бумаги на стол и припечатал хорошим ударом кулака.
– Что-то мне это напоминает, – буркнул Вильямс, глядя на никчёмные листки. – Примерно так исчезли записи из лабораторного дневника. Ну, того, который вы отняли у «наследников». Но теперь, по крайней мере, вы успели прочитать…
– Да если бы… В лучшем случае половину. Не было сил, заснул. Отложил на утро, а оно вот как вышло…
– Так что было в первой половине?
Я коротко пересказал.
– Ну, с «Э» всё ясно: Элизабет Своллоу, – откликнулся Вильямс. – Он спал именно с ней, это мы установили… «Г»? А не Грейвс ли? Заместитель Аткинсона?
– А вы его знаете?
– В Эйвбери все друг друга знают… Недалеко от меня снимал полдома, сталкивались. Во всяком случае, логично предположить, что директор упоминает ближайшего сотрудника. А вот кто такой «М»…
Он поскрёб седеющий висок, тяжело задумался. Глядя на топорное морщинистое лицо лейтенанта, я чувствовал к нему и симпатию, и жалость. Тот случай, когда на лице видно всё (ну, или почти всё). Не красавец, не лизоблюд, стало быть, личная жизнь и карьера не удались. Денег и детей не нажил. Разве что есть какая-то приходящая женщина, которая время от времени делит с ним постель… В то же время не прост, очень неглуп и уж точно что не трус. Интересно, голосует ли Вильямс за партию Хэррингтона?..
Я положил руку на сильное плечо и слегка сжал.
– Бросьте, Джеральд, – сказал я. – Один чёрт, не угадаете. Ясно же, что этот «М» не из вашей епархии, да и не по вашей части вообще… Судя по заметкам Аткинсона и, главное, по событиям, это что-то запредельное. А самое страшное, что в погоне за мифическим возрождением «Great Britain» этому «М» со всеми потрохами продались и Хэррингтон, и – вполне возможно – ваш монарх. Началось это давно, дело идёт к развязке, так что готовьтесь расхлёбывать рука об руку с нами…
Я говорил с Вильямсом, как со своим, совершенно забыв, что он британец. И напрасно. Он вдруг поднял голову, маленькие жёлтые глаза опасно блеснули.
– Выбирайте выражения, Майкл, – посоветовал он, вежливо чеканя каждое слово. – Да… Вы большая шишка в России и начальник комиссии ООГ, хотя мне на это, в общем, плевать. Вы мне просто по душе. Однако я никому не позволю хулить монарха в моем присутствии. Это всё равно, что хулить мою родину. Хэррингтон ещё куда ни шло, но король… Как вам такое в голову пришло?!
Эх, милый ты мой… Много я мог бы тебе рассказать о твоих монархах и о правящей верхушке в целом. Святые на тронах нигде и никогда не сидели, а если и сидели, то не засиживались. Но Британия в этом смысле даст фору любому государству. На протяжении веков островами правили клятвопреступники, маньяки, кровосмесители, прелюбодеи, алкоголики, безумцы. Справедливости ради, в этом паноптикуме случались люди по-настоящему умные и мужественные, талантливо руководившие страной. Но и на лучших всегда лежала печать вероломства, подлости и лицемерия. Плюс уму не постижимые жестокость и жадность, возведённые в ранг государственной политики. Да, Британия – это лев, только вот повадки гиены. Пообещать и обмануть, лишь бы набить карман. Ударить исподтишка и, по возможности, чужими руками. Непременно схватить, что плохо лежит…
У моей страны к Британии отдельный счёт. Огромный. В былые эпохи наши монархи не раз доверялись правителям островной империи. Как правило, это доверие оборачивалось тяжелейшими потерями для России – экономическими, территориальными, людскими… Венец всему – покушение на Павла Первого, организованное английским послом и сорванное лишь благодаря помощи Наполеона. Парижский трактат положил предел британскому могуществу, но отнюдь не исправил британские политические нравы. Отныне островной менталитет дополнился новой чертой – маниакальной ненавистью к франко-российскому союзу. Если Америку или Японию можно считать противниками, то Альбион – враг. Враг смертельный и навсегда.
Всё это я мог бы сказать Вильямсу (и многое другое!), но, разумеется, не сказал. Прежде всего, ситуация не располагала к дискуссиям на историко-политические темы. А главное, Вильямс мне был глубоко симпатичен как может быть симпатичен надёжный и сильный человек, с которым предстоит идти в опаснейшую разведку. Он же не виноват, что родился в Альбионе, это дело случая. А вот что его воспитали верноподданным британцем – так на то и система, отработанная столетиями. Опять же, служака… Но он не подлец и не дурак. Возможно, через несколько часов нам предстоит увидеть и узнать такое, что сильно изменит его представление о собственной стране и людях, ею управляющих…
– Не обижайтесь, Джеральд, – сказал я наконец. – Я вовсе не хотел вас обидеть. Будем считать, что я неудачно выразился.
– Будем, – согласился он, как мне показалось, с облегчением. – Вы тоже не обижайтесь, Майкл. Нервы ни к чёрту, вспыхиваю от любого пустяка.
– Насчёт нервов понимаю. Сам такой! Уж очень у вас тут, в Эйвбери, мегалиты волнительные…
Этой незатейливой шуткой хотелось разрядить возникшее напряжение, однако Вильямсу было не до шуток.
– Послушайте, Майкл…
– Что?
– Пока собирался к вам, включил радиофон. На всех волнах передают, что союз предъявил Альбиону ультиматум. Дескать, следствие по делу об убийстве офицера ООГ злостно тормозится британской стороной. И либо Хэррингтон миром согласится на временную оккупацию Эйвбери, которая обеспечит объективное расследование силами руссофранков, либо Россия в двадцать четыре часа высадит сюда к нам десант без всякого согласования… Это правда, Майкл?
– Правда, – негромко подтвердил я, помедлив.
