Я слишком много плачу в последнее время и не в силах это контролировать.
После слов доктора, перед глазами вспыхнуло лицо любимого, которое я так долго пыталась забыть: темные шелковистые волосы, полные чувственные губы, глаза цвета… О Боже, что я делаю? Мне и без этого очень больно, а если я и дальше буду предаваться несбыточным мечтам, то никогда не поправлюсь.
— А…а.
— Нина, держи ее крепче, нужно вправить сустав на место…
Я видела, как мне вправляют руку, но боль была настолько сильной, что я ничего не слышала, кроме своего бешено колотящегося сердца. А потом темнота.
Очнувшись, я увидела доктора Вебера прижатого к дальней стене Ниной. Странная картина.
— Ну, что Док? Пришли в себя? — Нина медленно убрала руку с его горла, но не отпустила полностью, внимательно следя за каждым его движением. Мистер Вебер неотрывно смотрел на кончик скальпеля, с которого на деревянный пол упала капля крови. Его ноздри судорожно втягивали в себя воздух, а в глазах читался голод.
— Док…
Я поняла, что тут произошло — кровь элина не оставит равнодушным ни одного вампира, каким бы добрым и хорошим он ни был.
Видя, что сделала моя кровь с одним из самых прекрасных и великодушных существ известных мне, я испытала ужасную усталость. Хотелось закрыть глаза и никогда больше их не открывать. Освободиться от привязанностей, долга, любви — от всего, что мне дорого и важно, от того, что причиняет боль, от которой сердце готово разорваться на части.
— Хорошо, Док. — Нина отступила на шаг.
— Правда, я справился с собой.
Посмотрев на Вебера, я больше не увидела клыков, выглядывающих из-под верхней губы.
— Я должен извиниться, — Доктор неуверенно подошел к кровати и осторожно потянул носом. — Никогда за все свои столетия я не испытывал такой жажды крови. Никогда мой нос не улавливал столь восхитительного аромата. Я не знаю, что на меня нашло. Нина, как тебе удается контролировать себя?
— Практика. Не волнуйтесь, Док. Так бывает со всеми вампирами.
— Это как наваждение. — И тут взгляд Вебера наткнулся на мои распахнутые глаза, если бы вампир мог краснеть, то сейчас бы передо мной стоял пунцовый с ног до головы доктор Вебер, наверное, интригующее зрелище получилось бы. От стыда док отвел глаза и нахмурился.
Проследив за глазами мистера Вебера, я поняла причину его неверия — ровный неглубокий порез, сделанный тем самым скальпелем, который судорожно сжимает в руке доктор, практически затянулся.
— Как… Как такое возможно?
Нина неуверенно посмотрела на меня — я кивнула в ответ на вопрос, читавшийся в ее напряженном взгляде, чем вызвала новый приступ боли.
— Мистер Вебер, — осторожно приступила к объяснению Нина, — то, что я сейчас скажу вам, должно остаться тайной, даже для вашей семьи. Вы согласны?
Доктор лишь кивнул, не смея отвести взгляд от затягивающейся раны на моем запястье.
Нина обошла кровать и встала ближе ко мне, на всякий случай отгородив меня от возможных непредсказуемых последствий, но лицо доктора Вебера я видела прекрасно.
— Я надеюсь, вы потом не сделаете ничего, о чем будете сожалеть.
— Да что это с тобой, Нина? — Доктор нервно рассмеялся. — Я никогда не видел тебя такой серьезной, лишь в первый день знакомства. — Он вдруг посерьезнел, явно что-то вспоминая. — Тогда ты очень испугалась, увидев Эллу обнимающуюся с Алексом, — он помедлил, — с вампиром.
— Да, это так. И если узнав сейчас правду, вы развернетесь и уйдете — мы поймем.
— Какую правду? Я нервничаю, хотя подобного не происходило со мной лет этак триста. — Его взгляд метался от Нины ко мне.
Ждать дольше не имеет смысла.
— Я — элин. — Я с трудом смогла произнести это ненавистное мне в последнее время слово.
Нина напряглась, готовая ко всему.
Доктор отступил к изножью кровати и положил руки на деревянную спинку. Старинное дерево не выдержало под наплывом нечеловеческих эмоций.
— Это что — шутка такая?
— А что, похоже? — Нина обеспокоенно следила за ним, ни на секунду не упуская его из поля зрения.
— Это все объясняет: затягивающиеся раны, восхитительный аромат. Как ты узнала?
— Я знаю ее всю жизнь.
— Но ее кровь… Она такая восхитительная!
— Ко всему можно привыкнуть.
— Возможно, ты права. — Доктор посмотрел в окно на наступающий рассвет. Через бесконечно волнующую минуту стало понятно, что его волнует. — А… А Алекс знает?
— Нет! — Слово непроизвольно вырвалось с моих губ. Я попыталась сесть, но что-то внутри неприятно хрустнуло и дышать стало практически невозможно. — Он ни за что не должен узнать! Пожалуйста! Вы обещали! — Каждое слово отдавалось болью в груди.
Доктор Вебер тут же оказался рядом.
— Не волнуйся! Я обещаю — он ни о чем не узнает.
— Хор… — вместо слов во рту появился противный привкус крови. Я начала хрипеть и задыхаться.
Я не видела, но почувствовала, как при каждой попытке сделать вдох, изо рта появляется пена.
— Элла, держись! — Нина оказалась рядом. — Что с ней, Док?
— Легкое пробито. Сумку, быстро!
Я не слышала, о чем говорил доктор, но Нина его слушалась и не наблюдалось признаков агрессии ни с одной стороны. Хорошо.
Я увидела в руках у Вебера какую-то трубку. Через минуту дышать стало легче.
— Вот так. Умница!
— Спасибо, Питер. — Нина откинула с моего лба влажные от пота волосы и поцеловала меня так, как делала это в детстве.
— Так что случилось? Я имею полное право знать. — Доктор собрал разбросанные повсюду салфетки и разорванные упаковки и выбросил их в мусорное ведро.
— Друмир выследил в Остине.
— Тот самый?
— Да. Он каким-то образом сумел выследить нас.
— Это он сделал? — Он кивнул в мою сторону. — Он мертв?
— Разумеется, мертв.
— Почему он так поступил?
Нина ненадолго замолчала, обдумывая, что можно рассказать, но решила, что правда сейчас важнее всего.
— Дети! Как можно! Всегда ненавидел эту пакость. Друмиры позорят наш род. — Во взгляде Вебера на меня появилось что-то новое, очень смахивающее на уважение. — Спасибо.
Я попыталась в ответ улыбнуться, но лишь хлопнула пару раз глазами. Боль в груди не проходила. Наоборот, с каждой минутой пламя внутри разгоралось все сильней и сильней. Я слышала, как постепенно ускоряется сердцебиение и боль возвращается по нарастающей.
— Док…, - я кое-как дотронулась непослушными пальцами до руки Вебера.
— Что, Элла? Тебе нельзя разговаривать.
— Боль…, - каждое слово, словно раскаленное железо, да еще эта трубка в моей гортани, — … сердце.
