– Неееееееет… – это снова шипение, а вовсе не крик. Тело носферату постигла аналогичная судьба: он растворяется, плоть разрывают волны багрового тумана. Навуходоносор открыл пасть, зубы сомкнулись на моем горле. Но боли нет. Мокрое прикосновение: словно шею обтерли губкой.
ЧЕСНОК МНЕ В РОТ, Я СМОГ ЭТО СДЕЛАТЬ!
Навуходоносор и Амель-Мардук – больше не вампиры. Они вообще никто. Облачные тени туманного сумрака, жалобно истекающие каплями мертвой крови. Обнявшись, словно в танце, два облака сливаются в одно – мутное и красное… я вижу громадный рот, раздираемый безмолвием крика. В глубине рта дрожит язык, сведенный в агонии. Раздается громоподобный треск, от багровой тучи отходит силовая волна – меня тупо бьет в грудь, как молотом. Нукекуби, Милена и я дружно валимся на шумерский ковер. Безмолвие сразу прекращается: оно на ходу перерастает в дикий, ужасный рев. Облако взрывается фонтаном из крови, чьи волны стремительно заполняют комнату… Десятками гаснут свечи, пространство заволакивает багровый туман… в самой страшной, подспудной его глубине начинают открываться глаза… десятки безумных глаз. Это уже что-то другое. Не Навуходоносор. Не Амель-Мардук. Совсем иное существо – голодное, преисполненное жгучей ненависти и злобы. По комнате ползет отвратительный запах – застоявшаяся и прокисшая кровь. Глаза хлопают ресницами: тень формируется в великана. Я вижу выступающие из тумана бугры мускулов… волосатые ноги… и четкие очертания волчьей морды.
…Первым приходит в себя нукекуби. Оставив оружие, бросается к трону. Не медля ни секунды, дергает за потайной рычаг на лапе дракона. В полу откидывается люк: японец прыгает туда «рыбкой», словно опытный пловец – в бассейн. Я стискиваю локоть Милены… Уже ясно – происходящее хорошо не кончится. Она едва успевает подцепить за ремень автомат. Мы кидаемся в тот же люк, кубарем скатываясь по ступенькам. Нукекуби прижался к сенсору на стене, мелко дрожа, давит светящуюся кнопку – всей ладонью, втискивая пятерню в панель. Матерь Дракулова… да это же тот самый подвал, только серебряная дверь, к счастью, расположена в соседнем лабиринте. Круглый люк со скрежетом завинчивается: плотно, как крышка консервной банки. Потолок судорожно ходит ходуном, флуоресцентные лампочки, бегущие по потолку тонкими стрелами, лопаются одна за другой, щедро осыпая нас порошком стекла. Наверху, нарастая, звучит вой – гневный, звериный, будто вместе сработали тысячи автомобильных сирен. Не будь я мертвым кровососом – сто процентов, оглох бы. Воздух пульсирует горячими волнами, атакует слепыми ударами: у меня на руках появляются круглые белые вмятины, как от пуговиц. Вой снаружи достигает режущего уши апогея:
АААААААААААААААААААААААААААА!!!
Взрыв. Такой силы, что потолок прогибается вниз, как фольга, едва не расплющив нас в лепешку. Слава демонам, подвал выдержал. Видимо, для таких случаев босс «Бладлайна» его и строил – чтобы прямое попадание чесночной бомбы было нипочем. Слышно, как что-то крошится сверху, осыпаются куски песчаника. Потом – звенящее молчание. Наверху, в доме, – ни звука, мертвая тишина. Похоже, там и дома самого уже нет: наверняка взрывом все разнесло в щепки. Что ж, оно и славно – от охраны при таком раскладе остается только воспоминание. В ушах тугие пробки, немного подташнивает. Интересно, как быстро у живых мертвецов проходит контузия?
Милена встает с пола. В ее руках автомат с магазином серебряных пуль, дуло направлено на нукекуби. Сквозь вату в голове я еле слышу: клацает затвор.
– А вот теперь и посчитаемся, – скалится она. – Пожиратель суши…
Тот напуган, но отвечает улыбкой. Поправив кимоно, кланяется. Когда автомат не у тебя, а у противника, сразу возвращается японская вежливость.
– Мой босс и напарник погибли, – бесстрастно произносит нукекуби. – Значит, я больше не приспешник Хозяина. Да, я работал на ваших врагов в «Бладлайне» и этим, вероятно, заслужил строжайшее наказание. Но позволь напомнить, Милена: до недавнего времени, всего две ночи назад, ты тоже была на их стороне. Возможно, если бы меня трахнули в офисе, мою душу затронули бы струнки романтизма и жертвенности. Но поскольку этого так и не произошло… мне выпала роль ублюдка.
Милена розовеет последними остатками крови в организме.
– Как-то слабо верится, – огрызается она. – Твой подвид равнодушен к судьбам других вампирских рас, а уж европейцев – особенно. Вы считаете нас существами второго сорта, а себя – избранниками великого зла. И только за один сомнительный факт: у вас, видите ли, по ночам башка летать умеет![78]
Нукекуби кланяется – механически, словно ванька-встанька.
– Кэцуноана,[79] Милена-сан. Я пошел ва-банк и прогадал: поставил не на тех. Игра окончена. Ты можешь всадить мне между глаз девять граммов серебра. А можешь отпустить восвояси. Я жду, и я в твоей власти…
Милена смотрит на меня. Я думаю. Двумя часами раньше японец собирался пустить мне пулю в голову. Если бы не Зубкова, он так бы и сделал: никаких сомнений. Держал мои руки, пока Амель-Мардук лупил меня по роже револьвером. Прикончил альпа в «20 костях» – впрочем, тот мечтал умереть. Сволочь и гад, короче. Жалеть нукекуби, наверное, глупо. Но что мне с ним делить? Я рад, что уцелел, и люблю всех. Киваю. Пусть катится.
– Аригато годзаимас,[80] – радуется японец. – Я обещаю, ребята: непременно отблагодарю, приглашу в ресторанчик. Но сейчас прошу меня простить. На дворе кризис, массовые увольнения, а я только что лишился работы. Придется срочно подыскивать новое вселенское зло, чтобы стать его приспешником и тем самым заработать себе на кровь…
Его силуэт исчезает в глубине коридора. Зубкова опускает автомат.
– Теперь объясни мне, плиз, – строго начинает она. – Что, ангел тебя забери, это было?! Мне едва мозг не вынесло. Хорошо еще, что я мертвая! Живому существу такое зрелище не вынести: инфаркт обеспечен. Любопытно, кто такой Ноакил? Это что – особо злой вампир из Армении?
Я привлекаю ее к себе… жесткий лифчик мешает чувствовать грудь.
– Ты видела глаза и волчью морду? – говорю я. – Один из них – царевич Мардук, вместилище духа Ликаона, другой – Хозяин, первый, кого дух заставил обращать людей в вампиров через смешение крови. Они несут его дыхание в себе тысячи лет, с момента смерти. Я сделал так, чтобы Ликаон покинул их души… Разорвав сердца, он скинул ненужную телесную оболочку. Вернулся в подземное обиталище мертвых из древнегреческих мифов – царство Аида. Должен признаться, я слегка разочарован. Тогда, в окружении гробов, мне казалось: ты спец по вампирской истории. А теперь я заключаю, что уроки греческих мифов прошли мимо тебя. Не та ерунда, типа «тринадцати подвигов Геракла», а черная готика. Гидра с полусотней пастей, стерегущая порог Тартара в загробном мире, циклопы, «река воплей» Кокит… в общем, стандартные семинары по истории зла, каковые, оказывается, ты умудрилась банально провафлить.
