Ласковин ушел еще вперед, с разворотом, от возможной атаки сзади, обнаружил, что сбитый с ног бандит только-только поднялся на четвереньки, и тут же впечатал ему в физиономию твердый носок специально сшитого ботинка. И, добивая, — сверху, каблуком по позвоночнику. Удар: «Никогда больше так не делай!» «Лежачего не бьют, лежачего убивают!» — сказал однажды «большой сэнсэй». Нет, Андрей не убил. Но с рэкетом засранцу придется завязывать. Ему и головой-то вертеть будет о-очень больно!
Оставался третий, крючконосый, тот, что заглядывал в вестибюль школы. Этот уже копался под курткой. Да, братан, левой рукой «ствол» вытаскивать не очень удобно.
— Наташа, к стене, ложись! — крикнул Ласковин и двинулся на последнего бандита. Тот пятился, увеличивая дистанцию. Наконец-то вытащил свой пистолет (давай-давай! — подбадривал его Ласковин). Вытащил и немедленно выстрелил. Андрей, опережая, на автомате, выполнил уход и… Блин! Пистолет оказался пневматической пукалкой. «Бей в глаз — не порти шкуру!»
Ласковин с колена рванулся вперед. Крючконосый шарахнулся, попытался треснуть Андрея бесполезной железкой, поскользнулся, выронил пистолет, грохнувшись на спину, избежал удара коленом, сам дрыгнул ногой в сторону Ласковина… и взвыл от ужаса…
Увидев, как стоявшая с притушенными фарами «Нива» вдруг ожила, рявкнула двигателем и ринулась на дерущихся, Наташа хотела закричать, но у нее перехватило горло. Она уже видела, как бампер «Нивы» ударяет в спину Андрея… И тут он взвился вверх, будто подброшенный подкидной доской, перевернулся в воздухе (сначала Наташе показалось, что это машина ударила его) и твердо встал на ноги.
Пистолет уже был в руке Ласковина, когда машина, наклонившись, боком, наехала на сугроб, плюнула снегом из-под колес… Ласковин разглядел внутри голову водителя, но нажать на спуск не успел. «Нива» подпрыгнула, кашлянула выхлопом и унеслась.
И, словно по команде, оборвался скулеж сирены у дома напротив.
Крючконосый, по которому прошлись два из четырех «вездеходных» колес, скорчился, вдавленный в сугроб.
Ласковин сунул пистолет обратно в кобуру, медленно выдохнул, сбрасывая напряжение. Руки его дрожали, а голова немного кружилась: реакция на стремительный выплеск сил. Это нормально, пройдет минут через десять.
Наташа встала рядом. Она смотрела на неподвижное тело с отпечатками протекторов на одежде. Андрей обнял девушку и почувствовал, как она напряжена.
— Пойдем, — тихо сказал он. — А то еще милиция нагрянет.
— А они? Так и бросим? Холодно же — все-таки люди!
— Нет, — отрезал Ласковин, мгновенно наливаясь ненавистью.
Но потом смягчился:
— Позвоним в «скорую». По дороге… А то и впрямь подохнут!
Крючконосый не шевелился. Может, притворялся. Но скорее всего был без сознания. Если не отдал концы.
«Не знаю, как он, — подумал Ласковин, — а двое других, будут их лечить или нет, еще долго не смогут пакостить!»
— Андрей, — сказала Наташа. — Застегни куртку, ты же весь мокрый.
Андрей дернул вверх молнию, осмотрелся — никого. Три тела и пистолет, лежащий прямо на дорожке. Ласковин пнул его ногой к стене. Милиция найдет, а случайный прохожий — вряд ли. Хотя… Такую игрушку в магазине купить — без проблем.
Андрей посмотрел на часы: 22.12. Быстро он управился.
— Ладно, пошли, — сказал он. — Что-то я проголодался.
Из автомата на углу Ласковин позвонил сначала в «скорую», потом — 02. В милиции поинтересовались, кто звонит, а в «скорой» — кто встретит машину?
— Три трупа, — сказал Ласковин. — Если не поторопитесь!
И повесил трубку.
Ночевал он у Наташи. На кухне, чтобы не смущать ни себя, ни девушку. Нельзя сказать, что необходимость воздержания стоила Ласковину больших усилий. Чувство, которое он испытывал к Наташе, нельзя было назвать вожделением. Андрей очень надеялся, что будет понят правильно, но никаких объяснений дать Наташе не мог, не знал, как о таком говорить. Абсурдная ситуация. Для него.
Воскресенье они тоже провели вместе. Сходили в церковь (по предложению Ласковина — Наташа, хоть и крещеная, истовой религиозностью не отличалась), потом съездили в Гатчину, гуляли по парку меж замерзших озер, катались с ледяной горки. Ласковин демонстрировал чудеса равновесия, восхищая местную пацанву. Играли в снежки, ели горячие пирожки с капустой, танцевали под «Агату Кристи» вместе с тусовкой шестнадцатилетних школяров — словом, вели себя не по возрасту жизнерадостно. Под конец заблудились и добирались до станции уже в полной темноте.
Домой приехали жутко голодные и безумно счаст-ливые.
«Лучший мой день за последние десять лет!» — признался Андрей.
«И мой!» — сказала Наташа. Но спали они опять врозь.
— Ты такой… деликатный, — сказала Наташа утром, когда они завтракали. Андрей промолчал.
По понедельникам у Наташи были тренировки. Были, потому что Ласковин сказал: хватит, никакого каратэ. «Того, что умею я, достанет на пятерых. Если хочешь, куплю тебе газовый баллончик на всякий случай, а рэкетиров больше не будет. Это я тебе обещаю!»
И, чтобы избежать подобных «недоразумений» раз и навсегда, позвонил своему бывшему начальнику, Коню.
Конь ускакал. В Египет, погреться на солнышке. Зато Абрек, заправлявший в его отсутствие, звонку Ласковина явно обрадовался:
— А, Андрюха! Здорово! Заглянешь?
— Загляну. Прямо сегодня. Как бизнес?
— Цветем! Успеешь до обеда?
— Через час буду!
— Давай, жду!
В «Шлеме» Ласковина приветствовали, как близкого родственника. «Подвиги» его обросли мифическими подробностями, и сам он стал вроде живой легенды.
Пылкая женщина Фарида угостила белым крем-ликером из заветной бутылочки, «агенты» похлопывали по плечам: «Как дела, Андрей Александрович?»
«Вот уже и Александрович», — думал Ласковин. Даже мадам «Главный Бухгалтер» соизволила оторваться от кресла и почтить вниманием бывшего работника.
— Ну, — сказал Абрек, когда они наконец уединились в сипякинском кабинете. — Ты ведь по делу пришел, по глазам вижу!
— Не то чтобы по делу, но… да! — согласился Ласковин. — Ты не в курсе, этот район кто курирует? — Он показал пальцем на карте Петербурга, висевшей на стене.
— За спорткомплексом? Знаю. В основном там Шига пасет. Но не он один, место богатое. А что?
— Девушка моя там танцы преподает, прикрыть хочу.
— Что, эротическое шоу? — усмехнулся Абрек.
— Да нет, обычные танцы. В школе.
— Так за каким хреном ей крыша? — удивился Абрек. — Ласковин, ты мне туфту не гони!
— Наезд уже был, — сказал Андрей сухо. — Четыре мудилы. Троих я урезонил, четвертый успел удрать. — И в двух словах описал ситуацию. — Не хочу, чтобы повторилось! — заявил он. — Поэтому и говорю: надо, чтоб ее кто-то из местных авторитетов прикрыл.
