сводя глаз. Минуя переход, я совсем не заметил идущую мне навстречу девушку и столкнулся с ней на полном ходу. Мы упали и я, опомнившись, вскочил, подал ей руку, дабы помочь, но когда она протянула мне свою ладонь, с ужасом осознал, что вместо хрупкой ручки сжимаю в своих пальцах набрякшую студенистую кисть трупа. Холодную, мертвецки бледную, до ужаса костлявую… Я перевёл взгляд на её лицо: оно было очень худым, а глаза… Они были один в один, как у того человека, который явился ко мне вчера в метро, а после чудесным образом очутился внутри моего двора. Я понял также, что и у Николая Семёновича глаза были одинаковы с этой девочкой: жёлтые, с чёрными кругами… В последний момент я успел одёрнуть руку. Отпрянув от живого мертвеца, я ринулся к своему подъезду, судорожно набирая на домофоне код. Перед тем, как захлопнуть тяжёлую дверь, я ещё раз посмотрел на улицу: ни Николай Семёнович, ни мёртвая девушка не гнались за мной. Они были там же, где и ранее: Николай, держа в руках лишь свою метлу, стоял на тротуаре и смотрел прямо на меня, а девушка продолжала сидеть на переходе… Её голова вывернулась чуть ли не на 180 градусов, чтобы она могла смотреть на меня. Чудом избежав нового паралича, я закрыл дверь и бросился наверх. Я не смотрел в окна, ибо я точно знал, что там увижу: мужчину в сером пальто и шляпе, стоящего близ небольшой горки в моём дворе. Я не мог этого знать, но знал. Это была моя аксиома. Никак я не мог этого доказать, но я точно знал, что это так.
Я влетел в квартиру, захлопнув дверь за собой, упал на пол и начал блевать. Я чувствовал себя отвратительно. На этот раз мои покупки были при мне, что было важнее всего, ибо покидать свой дом в ближайшее время я точно не планировал – кто знает, где они поджидают меня.
Как вы могли догадаться, моих покупок не хватило бы надолго. Я это понимал. Два дня я не появлялся на работе, не отвечая на звонки коллег. Начальству же было плевать на моё отсутствие, я знал это, мне также было плевать на него. Но мои запасы подходили к концу, и я решил попросить моего брата привести мне еду, сославшись на то, что я сломал ногу и не могу сделать этого сам. Я позвонил ему утром, и мы договорились, что вечером он привезёт мне большой запас круп, макарон и прочих долго хранящихся продуктов. Также я попросил его купить мне ящик пива. Я очень не хотел вскрывать мой тайник, который располагался в комоде на чёрный день. Может, это он и был, но я хотел отсрочить этот момент.
Весь день я провёл за поглощением остатков моего алкоголя, зная, что брат привезёт ещё. Глупейшие телешоу с каждым глотком казались мне чуть менее тупыми и чуть более забавными. В 8 часов раздался звонок в домофон и я открыл, удостоверившись, что со мной говорил брат. Предварительно перевязав ногу и взяв из шкафа костыли, я вышел в подъезд, слушая подымающиеся шаги брата. Я завидел его, когда он подымался уже на мою клетку: он нес на плече две большие сумки. И в этот миг я осознал, что просить его принести еды было верхом глупости. Когда он оказался совсем близко – я увидел его лицо. Его глаза были идентичны тем, что я видел у проклятого призрака из метро! Бог ты мой! Вы не представляете, как же я испугался, ведь вот он – прямо передо мной, надвигается! Я едва успел запереть дверь, как он ударил в неё с другой стороны. Он, издавая странные звуки, стучал в дверь. Я не решался посмотреть в глазок. Я дрожал от страха, сидя под дверью, стараясь не делать резких движений, чтобы не привлечь его внимания. Я будто бы думал, что он забудет о моём существовании, уйдёт… И мои молитвы были услышаны. Звуки стихли через некоторое время, но через сколько точно – я сказать не мог. Для меня прошла целая вечность. Я с опаской подкрался к балкону, дабы удостовериться, что машины брата нет на парковке. И, поверьте, лучше бы я этого не делал: под моим окном ходили люди. Они все шли в разные стороны, где-то рядом с соседним домом играли дети, близ аллеи из тополей стоял трижды проклятый мною Николай Семёнович… Все они смотрели на меня. Все! Все, чёрт побери, смотрели прямо на меня! Я… Я не знаю, как описать мои переживания. Я был в ужасе, но на этот раз не скован. Я закрыл балкон и вновь, зашторив все окна, ушёл к телевизору, понимая, что у меня нет ни должного запаса еды, ни единой капли алкоголя.
Я долго сидел на диване, вздрагивая от каждого шороха и пытаясь не думать о том, что сейчас происходит снаружи. Когда я думал об этом, мне становилось ещё хуже, потому что в моей голове, как заезженная пластинка, крутились одни и те же кадры… Одни и те же глаза… В конце концов, я понял, что моя жизнь дороже всяких других вещей, что я не готов покидать свою квартиру ни в коем случае – я сломал нижнюю дверцу комода и узрел несколько десятков бутылок так желаемого мною сейчас напитка – того, который сможет убить мой разум. Того, который уничтожит мой страх и поможет уйти от жутких воспоминаний.
Так, тот, кто это читает, я провёл много дней. А если быть точным – 14. Я разделил мою еду на небольшие порции, дабы не умереть с голоду. Но основную часть времени я пил. Пил, не контролируя себя. Пил, ибо это была единственная возможность избавиться от голода и страха. Или хотя бы заглушить их. Иногда я слышал, как в мою квартиру ломились, стучали, кричали что-то неясное. Я старался вести себя как можно тише, чтобы они решили, что я уже умер, и так мне удавалось отпугнуть их на пару дней, но они возвращались… Но всё когда-либо кончается. Одним вечером я просто понял, что у меня нет ни одной бутылки вина, ни одной банки пива, ни одной капли водки… Ничего. Еда кончилась ещё день назад. Я съел даже те мерзкие, испорченные консервы, лежавшие в моём холодильнике. Теперь он был пуст полностью… Совсем, абсолютно, окончательно…
Я понимал, что теперь я не имею иного выхода – либо покинуть
