Через два месяца, в начале сентября, Надежда дождалась момента, когда мать ушла на работу в ночь, набрала ванну, погрузилась в воду, как была – в одежде, – и вскрыла себе вены. Крестик она сжимала в кулаке. На столе в ее комнате остался чистый лист бумаги с одним-единственным словом, адресованным не то матери, не то отцу Василию: «Прости».
Он не поверил.
Он не поверил в это, когда рано утром к дому при церкви, где он жил, прибежала его бывшая жена: босиком, простоволосая, в слезах и с размазанной по лицу помадой. Он еще не верил в это, когда стоял у гроба и смотрел в бескровное лицо, казавшееся таким маленьким, детским и удивительно живым…
Он читал погребальный канон самовольно, прямо в квартире. Отец Софроний запретил отпевать покойницу в церкви.
– Ты знаешь сам, – сказал он диакону, красные пятна уродовали его обычно добродушное лицо, – ОН – никому не дает непосильного креста! И совершить такой грех! Не проси! Нет, нет… и в поминальных службах имя ее чтобы не звучало! Запрещаю!..
«Как же так? – думал диакон Василий. – Как же это?»
И мерещилась ему долина смертной тени, куда рукою Божией был взят пророк Иезекиль, долина смерти и отчаяния, долина мертвенной пустоты и бесконечной тьмы. Здесь ничто не имело дыхания жизни – только мертвые сухие кости.
«Ну почему, почему?» – спрашивал он беспрестанно то ли у Господа, то ли у мертвой дочери.
Никто ему не отвечал.
После похорон он сник, сгорбился, согнулся. Стал ходить тихо, словно старик. На людей не смотрел, отводил глаза в сторону. Строительство Спаса-на-Крови не занимало его, но он ходил на площадку по-прежнему, стоял подолгу, скользя бессмысленным взглядом по растущим ввысь стенам, и губы его беззвучно шевелились. И всегда, возвращаясь обратно к Свято-Сергиевской церкви, он заходил в знакомый двор, в подъезд старой пятиэтажки, поднимался, шаркая, на четвертый этаж, в квартиру бывшей жены.
Она впускала его без слов, если была дома, и уходила куда-нибудь: на кухню или в комнату, всегда плотно притворяя за собой дверь, а диакон Василий шел в комнату дочери, где все осталось так, как было при ее жизни, вплоть до клейких постиков на мониторе компьютера с какими-то быстрыми, летящими пометками ее рукой. Ее вещи – что-то из одежды, – небрежно брошенные на кровать, ее сотовый телефон с севшей батареей на тумбочке, потрепанные учебники на книжной полке, ощетинившиеся закладками, – все это еще хранило ее прикосновения, создавая ауру присутствия: здесь, сейчас…
Наверное, он хотел говорить с ней. Объяснить…
«Смерть – не есть освобождение бессмертной души из-под непосильного гнета физического тела. Это распространенное заблуждение, чуждое духу Святого Писания, проистекало из греческих, языческих источников.
Смерть – это наказание за первородный грех. Прах не станет источником жизни. Умершее однажды – умерло навсегда. „Мы умрем и будем как вода, пролитая на землю, которую нельзя собрать“. Такова участь человека без Бога, вне Истины. Прах и пепел в долине смертной тени, пустота и тьма.
Истинное бессмертие души человеческой заключается в постоянном пребывании человека в познании Отца и Его Единородного Сына, Господа нашего, в силе Духа Святого. Только тогда слава Креста и Воскресения будет явлена в собственной нашей жизни».
Так писал отец Георгий Флоровский, так думал диакон Василий, оплакивая дочь.
Он проводил в ее комнате около часа и уходил с тяжелым сердцем. Замок на двери щелкал, словно иссушенная кость. «Умершее однажды – умерло навсегда».
Но он приходил снова, на следующий день или позже. Может быть, он приходил бы еще много раз, но в первых числах ноября, когда небо роняло на мерзлую землю колкие снежинки, сидя в прохладном сумраке комнаты дочери, он почувствовал что-то.
И включил компьютер…
Так же бездумно отец Василий открыл электронную почту. Почтовый сервер послушно скинул в ящик шелуху спама. Он не обратил на это внимания. Сердце отчего-то замедлило свой бег. В теме последнего прочитанного сообщения стояло: «Приколись, че нарыл!!!» Дьяк щелкнул мышкой. В тексте письма была только одна ссылка. Щелчок. Очнувшийся от спячки эксплорер стремительно перебирал адреса, а потом распахнулся, словно окно в Содом и Гоморру.
Сердце отца Василия замерло.
На экране, в маленьком дополнительном окне для просмотра файлов видео, он увидел искаженное страданием лицо дочери. Рука диакона дернулась. Белая стрелка курсора метнулась и остановилась в кружке с треугольником, запускающим просмотр. Над курсором всплыла любезная подсказка: «Продолжить».
Отец Василий понял в долю секунды.
Все.
И закричал, вцепившись ногтями в лицо.
Не важно, кто и когда поместил в мировую паутину, на англоязычный порносайт видео с насилием над его дочерью. Не важно, кто прислал ей эту роковую ссылку. Важно было другое.
В ту пасхальную ночь ничего не закончилось.
Все эти месяцы кто-то продолжал насиловать Надежду, пусть мысленно, но источая каждой порой вполне реальные похоть и пот, раз за разом щелкая мышью: «Продолжить… Продолжить… Продолжить…»
Возможно, кто-то делал это прямо сейчас.
Полторы тысячи просмотров. Шестьсот двадцать пять скачиваний. Три сотни комментариев.
Она не вынесла этого.
Крик застрял в горле диакона, воздух в легких кончился. Что-то рвалось в груди и лопалось с пронзительным звоном, но мысль работала ясно и четко. Он твердо знал, что больше не хочет быть пастырем стада – носителя заразы смерти и горя. Ему будет невыносимо заметить в глазах своих прихожан, где-то на самом донышке, крошечную язвочку пустоты мертвой плоти…
И его не стало. Как раньше не стало офицера спецназа внутренних войск в отставке, «крапового берета». Не стало двух чеченских кампаний и тяжелых снов о «зеленке»: бесконечной, шепчущей, источающей угрозу и ненависть.
Остался только я.
И я услышал: «Вот, Я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло. Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю: жизнь и смерть предложил Я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, и дабы жил ты…»
Я слышу это и сейчас, но не сомневаюсь ни единого мгновения.
Трудно было ждать, когда освободятся твои дружки и не выпускать вас из виду, а собрать всех в одном месте оказалось несложно. Достаточно было взять одного. Знаешь, некоторые услуги операторов сотовой связи могут оказаться полезны не только для разговоров. «Розыгрыш», например…
Не хнычь. Мертвые не выбирают…
Вот возьми. Это телефон моей дочери. У него отличная камера. Тебе придется припомнить свои операторские навыки. Не забыл?
Открой глаза! Открой глаза, я сказал! Иначе я вырежу тебе веки. Ты не поверишь, как быстро можно унять кровь. Ты отснимешь все. До последней секунды…
