Когда он поднимался на второй этаж, ступени под ним жалобно скрипели. Из окна на лестничной площадке были видны два соседних дома, они стояли погруженные во тьму — жильцы, очевидно, давно уже легли спать. Вернон решил, что поест и сделает то же самое.
На лестничную площадку выходили пять дверей: одна вела в его спальню, другая — в комнату для гостей, третья — в ванную, четвертая — во вторую спальню, принадлежавшую когда-то его давно уехавшей дочери. Пятая дверь была заперта на ключ.
Вернон на мгновение остановился перед ней, с трудом сглотнув слюну, потом потянулся к ручке двери.
Громко задребезжало окно, заставив его вздрогнуть. Он еще раз посмотрел на дверь и через площадку прошел в свою спальню. Сняв костюм, он аккуратно повесил его и надел свитер и серые брюки. Без рубашки его живот выпячивался еще сильнее, безобразно свисая над поясом. Он попытался втянуть его, но ничего не вышло. Вернон сдался, оставив живот в покое. Он посмотрел на часы, стоящие на столике у кровати, и, решив, что ужин скоро будет готов, выключил свет, и снова вышел на лестничную площадку.
Подойдя к запертой двери, он вновь остановился и с трудом перевел дыхание; сердце учащенно забилось в груди.
Послышался громкий треск, и Вернон невольно вскрикнул. Быстро обернувшись, он пытался понять, что произошло.
В окна яростно бил ветер, его леденящий душу вой заглушал дыхание Вернона.
Вновь раздался треск, и Вернон понял, что он идет из запертой комнаты. На этот раз звук был более глухим.
Он шагнул к двери и на мгновение застыл, вновь услышав этот звук, похожий на резкий скрип скребущих стекло когтей.
Стекло.
Тут он вспомнил, что возле окна запертой комнаты растет дерево. Должно быть, ветви его, сгибаясь под ветром, касались стекла. И все.
Вернон разозлился на себя за свой страх. Он еще несколько мгновений пристально смотрел на дверь, потом повернулся и пошел вниз по лестнице. Проходя через гостиную, он не удержался и еще раз взглянул на закрытое письмо, лежавшее на бюро как безмолвный укор. Он пообещал себе открыть письмо после ужина.
Начав есть, он понял, что не так голоден, как ему показалось. Равнодушно потыкав еду вилкой, он оставил тарелку на столе и отправился в гостиную. Там он снова наполнил стакан шотландским виски и опустился в кресло перед камином. В комнате было прохладно. Вернон придвинул кресло ближе к теплу и стал смотреть на пляшущие языки искусственного пламени в электрическом камине. Проглотив почти все виски, он держал стакан в руке и рассматривал оставшуюся в нем жидкость.
Над ним заскрипели половицы.
«Просто дом начал оседать», — подумал он, улыбаясь тому, что еще может шутить.
Он поднялся, вновь наполнил стакан и только теперь отважился взять письмо. Он чуть не выронил его, уже начав открывать, когда тишину гостиной нарушил резкий звонок телефона.
Он поднял трубку.
— Стивен Вернон слушает, — сказал он.
— Я пытался дозвониться к вам раньше, но никто не брал трубку, — сказал голос с сильным акцентом; Вернон узнал его сразу.
— Что у вас, Жубер? — спросил он.
Француз рассказал ему о предсказании Декара.
— Кто-нибудь еще об этом знает?
— Только Лазаль.
— Вы не рассказывали Келли?
— Нет. Вы же сказали: не давать ей никакой информации, кроме той, что вы позволите ей дать.
— А как насчет Лазаля?
— Он ничего не знает, он...
Вернон прервал его:
— Меня интересует, что он рассказал Келли.
— Она не знает ничего о том, что произошло сегодня, и с этого момента иметь с ней дело буду я.
Вернон кивнул.
— Вернон? Вернон, вы там?
Он спохватился:
— Да, извините. Послушайте, Жубер, когда вы сможете утверждать, что опыты прошли успешно?
Француз задумался:
— Трудно сказать. Хотя я чувствую, что мы близки к успеху.
— Насколько близки?
— Вы требуете слишком многого, Вернон. Я не могу говорить наверняка.
— Подумайте. Я очень долго ждал этого.
— Не только вы ждали.
Наступило долгое молчание, которое нарушил Жубер:
— Два дня, возможно, немного больше, но я не могу гарантировать.
Вернон вздохнул:
— Помните, Келли ничего не должна знать.
— А если она что-нибудь заподозрит?
— Я об этом позабочусь.
Судя по всему, Жубера устроил такой ответ. Они коротко распрощались, и француз положил трубку. Вернон несколько мгновений стоял неподвижно, потом тоже положил трубку и вернулся к креслу у камина. К своему виски. И к письму.
Он открыл конверт и вынул из него листок бумаги. Прежде, чем развернуть его, Вернон сделал еще один глоток виски.
Перед тем, как начать читать, он взглянул на заголовок: «САНАТОРИЙ ФЭРХЭМ».
Нью-Йорк
Блейк внимательно посмотрел на свое отражение в зеркале ванной и покачал головой. Ничего не помогало. Проклятый галстук-бабочка никак не хотел выравниваться. Он со злостью сорвал галстук с шеи и попытался завязать его еще раз. Он провозился добрых пятнадцать минут, но ничего не получалось; Блейк начал выходить из себя. Он взглянул на часы: ровно восемь часов вечера, что подтвердил и диктор телевидения, представивший новую передачу.
Матиас обещал заехать за ним в отель в восемь пятнадцать. Дорога до дома Тони Ландерс займет минут двадцать-тридцать, в зависимости от движения на улицах ночного Нью-Йорка.
Имя Тони Ландерс было хорошо знакомо Блейку. Она была потрясающе красивой женщиной, два дня назад ее наградили премией «Эми» за выступление на одном из крупнейших телевизионных театрализованных представлений года. Сейчас она выступала на Бродвее, играя в постановке Джо Нортона «Знакомьтесь, мистер Слоун», на которую валили зрители. Сегодня вечером она принимала гостей в ознаменование своего триумфа. Матиас был среди приглашенных и уговорил Блейка пойти с ним. Писатель и раньше бывал на подобных вечеринках; обычно "его порядком раздражали все эти восторги по поводу собственных успехов, все эти столкновения самолюбий, непредсказуемые, как автомобильные аварии. Вечеринки в Лос-Анджелесе, куда толпами валила актерская братия, были невыносимы. Они устраивались по любому поводу, обычно не самому удачному. Эти почти мазохистские сборища с бесстыдными откровениями честолюбцев состояли преимущественно из бывших знаменитостей, неудачников и тех, кто тщился стать восходящей звездой. Он встречал там писателей, еще не нашедших себе издателя, но держащих себя преемниками Хемингуэя; актеров и актрис, похваляющихся завидной ролью, обещанной им в многосерийном фильме, но наверняка перебивающихся случайными заработками официантов или мойщиков автомобилей.
Нью-йоркские вечеринки были несколько иными — такими же скучными, как и все остальные, но более приемлемыми для Блейка, поскольку в Нью-Йорке было меньше лицемерия, чем на Западном побережье. Так или иначе, ему не улыбалась перспектива провести вечер в такой компании, но если уж его попросил Матиас, то он пойдет.
