— Я хочу, чтобы ты завтра заглянул ко мне на прием, — сказал Хьюстон.
— Я занят…
— Забудь про дела. Здоровье важнее. А пока скажи мне: у тебя были кровотечения? Заднепроходные? Изо рта?
— Нет.
— Как насчет болячек, которые не залечиваются? Или струпья, которые отпадают и снова образовываются?
— Нет.
— Отлично, — с облегчением вздохнул Хьюстон. — Между прочим, сегодня я выиграл в 84. Что думаешь?
— Если станешь продолжать еще пару лет в таком духе, станешь шулером.
Хьюстон рассмеялся. Подошел официант. Они сделали заказ. Халлек заказал «Миллера». «Легкого Миллера», чуть не сказал он официанту по привычке, но потом придержал язык. Легкое пиво спасет его как… ну, скажем, заднепроходное кровотечение.
Майкл Хьюстон наклонился вперед. Его глаза стали серьезными, и Халлек снова ощутил страх, тонкой стальной иглой прокалывающий ткани его живота. Он тоскливо осознал, что жизнь его переменилась, и совсем не в лучшую сторону. Серые глаза Хьюстона впились в него и Вилли показалось, что он услышал: «Шансы, что у тебя рак, пять из шести. Мне даже не нужен рентген, чтобы утверждать это наверняка. Ты написал завещание? Хейди и Линда хорошо обеспечены? Ты еще молодой и не веришь, что такое может с тобой произойти, но все так и есть».
Тихим тоном человека, говорящего что-то секретное, Хьюстон спросил:
— Сколько человек должно входить в похоронную процессию ниггера из Гарлема?
Вилли покачал головой и приготовился улыбнуться поддельной улыбкой.
— Шесть, — сказал Хьюстон. — Четверо для переноски гроба и двое, чтобы тащить радиоприемник.
Сам он рассмеялся собственной шутке, и Вилли вторил ему, но перед глазами у него маячил цыган, поджидавший его у выхода из здания суда Фэрвью. За цыганом у обочины, в зоне, запрещенной для стоянки, возвышался большой старый грузовик с самодельным брезентовым верхом. Брезент был разрисован странными знаками, сгруппировавшимися вокруг центрального рисунка, — не слишком хорошего изображения козерога, стоящего на коленях со склоненной головой перед цыганкой, державшей в руках гирлянду цветов. Цыган был одет в зеленый саржевый жилет с пуговицами, сделанными из серебряных монет. Глядя, как Хьюстон смеется над собственной шуткой, а аллигатор на его майке подпрыгивает в ритм его веселью, Вилли думал: «Ты помнишь гораздо больше, чем считал раньше. Ты думал, что запомнил только его нос, но это совсем не так. Ты помнишь почти все».
Дети. В кабине старого грузовика сидели дети и глядели на него темными, карими глазами, почти черными. «Худей!» — сказал старик и несмотря на то, что его палец оброс мозолями, его прикосновение было любовной лаской. «Номера Делавара, — неожиданно вспомнил Халлек. — Его развалюха имела номера Делавара. И наклейка на бампере… что-то вроде…» Вилли вспомнил, как он впервые увидел цыган, в тот день когда они только прибыли в Фэрвью.
* * *
Вдоль окраины общественного луга Фэрвью припарковали они свои машины, и стайка их малышей сразу же бросилась играть в траве. Цыганки вышли и остановились, наблюдая за ними и разговаривая между собой. Они были цветасто разодеты, но не в те пестрые тряпки, которые обычно ассоциируются с голливудской версией цыган. Женщины носили летние платья, короткие брючки, молодые девушки — джинсы. Цыгане выглядели оживленными, смышлеными и немного опасными.
Молодой парень выпрыгнул из микроавтобуса и стал жонглировать булавами. «Каждому нужно во что-то верить» — гласила надпись на его тенниске. «Сейчас я верю, что скоро выпью пива». Дети Фэрвью побежали к нему, словно их тянуло магнитом, возбужденно попискивая. Под тенниской парня перекатывались мускулы, а на груди подпрыгивало огромное распятие. Мамаши Фэрвью, подхватив детишек, потащили их прочь. Остальные оказались не так уж проворны. Дети старше подступили к подросткам цыганятам, которые прекратили игру.
«Горожане, — говорили их глаза, — мы видим везде детей городов; везде, куда нас приводят дороги. Мы знаем ваши глаза и прически. Мы видели, как скобки на ваших зубах поблескивают на солнце… Но мы не знаем, где будем завтра и где останетесь вы. Разве не надоедают вам одни и те же лица и те же самые места? Нам кажется, что надоедают. Нам кажется, из-за этого вы нас и ненавидите».
Вилли, Хейди и Линда Халлеки тоже оказались там в тот день, за два дня до того, как Вилли сбил машиной, убил старую цыганку, менее чем в четверти мили отсюда. Халлеки пообедали на воздухе и сидели в ожидании веселого представления. Многие из пришедших на луг остались тут как раз по этой причине, о чем, конечно, знали и цыгане.
Линда поднялась, почистила руками свою попку, затянутую в Левис и, словно во сне, направилась к парню, жонглирующему булавами.
— Линда, останься! — нервно сказала Хейди. Ее рука потянулась к вороту свитера, и она стала теребить его, как часто делала, когда была расстроена. Халлек был уверен, что она даже не замечает этого.
— Почему, мам? Это же праздник… Мне так кажется.
— Это же цыгане, — возразила Хейди. — Держись от них подальше. Они все помешанные.
Линда задумчиво посмотрела на мать, потом на отца. Вилли пожал плечами.
Улыбающаяся молодая девушка почти призрачной красоты легко соскочила с подножки автофургона, держа в руках мольберт. Она установила его. Халлек подумал: «Сейчас она продемонстрирует плохие пейзажи или портреты Президента Кеннеди». Но вместо рисунка она поставила на мольберт мишень. Кто-то из фургона бросил ей рогатку.
— Джина! — крикнул парень с булавами. Он широко улыбнулся, и оказалось, что у него не хватает нескольких передних зубов. Линда резко села. Ее понятие мужской красоты сформировало кабельное телевидение. В данный момент вся привлекательность молодого цыгана оказалась подпорченной. Хейди перестала теребить ворот свитера.
Девушка перебросила рогатку парню. Он уронил одну из булав и вместо нее стал жонглировать рогаткой. Халлек вспомнил свои прежние мысли: «Это, должно быть, почти невозможно». Парень перебросил рогатку несколько раз, а потом бросил ее девушке обратно и умудрился как-то поднять упавшую булаву, одновременно подбрасывая и остальные. Послышались первые жидкие аплодисменты. Некоторые из горожан улыбались, Вилли в их числе, но большинство глядело на цыган с опаской.
Девушка отошла от мишени на мольберте, вынула из нагрудного кармана несколько стальных шариков от подшипника и быстро выстрелила в мишень три раза подряд. Плоп, плоп, плоп. Все три прямо в яблочко. Вскоре ее уже окружили мальчишки (там даже оказалось несколько девочек). Подростки просили дать им попробовать. Джина выстроила их в очередь, организовав все быстро и деловито, как в яслях. Два подростка примерно одного с Линдой возраста вынырнули из прицепного вагончика и стали подбирать в траве использованные боеприпасы. Они были похожи на две горошины из одного стручка — очевидно, близнецы. Один носил золотой обруч — сережку в левом ухе, его брат — в правом. «Как их различает мать?» — подумал Вилли.
