И в стремлении приободрить «бедную девочку», женщина подарила ей медальон. От чистого сердца.
Инга расплакалась – уже от злости на саму себя – и бросилась в прихожую одеваться. Следующие полчаса она бегала по окрестностям, но ее поиски ничего не дали. Женщины нигде не было.
* * *
Время шло. Инга пыталась предпринять какие-то шаги в направлении поиска денег. Поход в ломбард на следующий день разжег в ее сердце надежду. Драгоценности, которые она хотела продать, могли покрыть, как минимум, одну четвертую часть долга. Это вселяло некоторую уверенность. Соколов не появлялся и не звонил (хотя это могло быть и дурным знаком – от него всего можно ждать)… Пользуясь относительной свободой, Инга посвятила все свои силы решению проблемы. Ясно, что кредит в банке ей не дадут – учитывая специфику работы и того, что официально она нигде не числится. По этой же причине подружки из клуба не годятся в кредиторы. Никто из них не может взять кредит на себя. Осторожное прощупывание почвы убедило Ингу, что ни у кого из девчонок нет накоплений на нужную ей сумму. Половина из них была матерями-одиночками, и все средства шли на детей, оставшихся где-то с бабушками и дедушками. Иными словами, Инге не везло. Надежды на быстрый и благополучный исход таяли. Оставалось руководство клуба. Что будет, если рассказать Борову о своей проблеме? Иногда он выручал девчонок деньгами и говорил, что все они одна семья и обязаны помогать друг другу. Но речь ни разу не шла о такой сумме. Инга боялась. Для того чтобы удовлетворить ее просьбу и дать в долг, Борову придется залезть в клубную кассу, а это чревато недовольством директора. Все может кончиться тем, что ее выбросят на улицу.
Инга очутилась в очередном тупике. Вернулся грызущий, горячий, невыносимый страх. Идти на поклон к Борову или нет? Ведь может оказаться, что это ее единственная возможность. А если поразмыслить, то она и есть самая что ни на есть единственная… Как говорится, куда ни кинь, всюду клин…
Сегодня вечером она подойдет к Борову. Сегодня вечером точно. Будь что будет, а хотя бы закинуть удочку надо – за это ее не убьют. Боров, если нажать на него, способен на большее, чем изображать вечно бодрого веселого евнуха.
«Сколько мне придется отрабатывать этот долг, если мне пойдут навстречу? – подумала Инга, шагая к подъезду своей пятиэтажки. – Хоть за калькулятор садись и считай». Ясно, что долго. Тогда уж лучше приковать ее наручниками к шесту на сцене и заставить танцевать до смерти. Клиентам понравится.
Инга улыбалась своим мрачным фантазиям. Она ходит по краю пропасти и уже начинает привыкать к этому. Раньше ей не хватало остроты ощущений. Приправа к основному блюду, что ни говори, весьма изысканная.
Инга шагнула в подъезд и очутилась в предбаннике – в темном пространстве между дверьми. Ее схватили за плечи. Словно огромными железными клешнями. Она не успела даже вскрикнуть. Другая рука нашла рот. Грубое движение в темноте, чуть не своротившее нос набок. Из глаз Инги брызнули искры. Она дернулась, потом ее развернули и прижали грудью к стене. Грохнула железная дверь.
Инга пыталась кричать, а держащие ее мужчины в ответ только сопели. Они казались ей великанами величиной с дом. Чудовища в темноте. Прижимая ее к стене, с нее сорвали сначала джинсы, потом нижнее белье. Насилуя по очереди, избивали, пока она не потеряла сознание. Никто не пришел. Это место перестало существовать для внешнего мира.
* * *
В сознание Инга пришла сама. Все там же, в предбаннике, где воняло кошками. А теперь и ее собственной мочой и кровью. Не понимая, что делает, она вскочила и принялась шарить на полу с одной-единственной мыслью: были в сумке ее драгоценности или нет? Она не помнила. Так, кажется, ей удалось собрать все вещи. Драгоценностей тут нет. Дома остались?
Подтянув порванные, вернее, разрезанные джинсы, Инга побежала домой на пятый этаж. Дважды чуть не упала, путаясь в тряпках. Чтобы не закричать, ей пришлось кусать себя за опухшие от ударов губы.
На лестницах Инга никого не встретила, поэтому добралась до верха без свидетелей. Открывала двери несколько долгих минут. Во рту была кровь. Боль от промежности поднималась, росла, затопляла, рвала. Инга пыталась о ней не думать. Ее интересовали деньги и драгоценности.
Ворвавшись в квартиру, бросилась искать.
«Нет, ничего нет! Ничего!»
Наконец, нашла, причем там, где пару минут назад уже смотрела – и не один раз.
Все на месте. Они ничего не взяли.
Звонок телефона заставил ее закричать. Инга прижалась к шкафу спиной. Сотовый, выпавший из сумки и лежавший на ковре, добивался ее внимания. Он звонил и звонил.
Инга сказала себе, что не намерена прикасаться к нему. Она знала, кто на другом конце линии.
И все-таки ей пришлось взять трубку.
– Мой образцово-показательный урок, – сказал Соколов четким и ясным голосом. Он был трезв. – Пришла в себя, гадина?
Лицо Инги, опухшее от ударов и покрытое кровью, исказилось. Из-за изуродованных губ вырвался слабый сип.
– Я не слышу! – рявкнул Соколов.
– За что? – прошептала Инга.
– Я учу тебя уму-разуму, стерва. Кто, если не я, это сделает? За все надо платить, – сказал Соколов. – Разве тебе это незнакомо?
– Зачем же так?
– А как? Я хотел объяснить тебе это, чтобы ты поняла. И именно этим языком. Языком тела. Ты ведь шлюха. Говорят, это самый выразительный язык… – Соколов хохотал. – Может, если ты не поняла, повторить?
Инга молчала.
– Повторить?
– Нет. Пожалуйста. Не повторяй.
– Значит, кое-что дошло, – крякнул Соколов. – Радует, что ты, гадина, не безнадежна. Но не расслабляйся, потому что очень скоро мы повторим нашу беседу. Возможно, тогда я не буду звать своих друзей, и мы решим все вопросы полюбовно. Ты должна была сразу отвалить мне бабло, как только я потребовал. Ты и ухом не повела. Значит – по заслугам расчет. Смекаешь?
– Да… – Инга неотрывно смотрела на настенные часы. Половина девятого утра.
– С сегодняшнего дня включается счетчик. Ты вынудила меня. Пятьдесят баксов в день.
– Почему?
– В назидание, дорогая подруга. Это подстегнет тебя шевелить задницей быстрее, – сказал Соколов. – Ведь все это ради того, чтобы ты искупила вину передо мной…
– Вину?
– Да. Но я добрый, ты это понимаешь. – Соколов прокашлялся и довольно засопел. – Я еще позвоню…
Инга не слышала его последних слов, потому что упала в обморок.
* * *
– Почему ты мне сразу не рассказала? – Ида сидела на диване рядом с подругой и курила одну сигарету за другой. – У меня в голове не укладывается! Я ведь тебе намекала, чуть не просила – «Что происходит, Инночка?» да «Как тебе помочь, Инночка?!»… А ты? Ну и что теперь? Допартизанилась? Кому сделала лучше?
