— Внутри там бардак, — весело произнесла Мими. — Ну, всякие обрушивающиеся колонны, торчащие балки, в общем, клевые руины, — прошептала она. — Мы собираемся сделать свечное освещение — никакого электричества! И никаких украшений. Там и так такая атмосфера, что ничего больше не требуется.
Мими вырвала листок из блокнота и протянула Блисс.
— Вот те, кого я думаю пригласить. Успела написать во время контрольной по французскому.
Мими записалась на французский, но для нее эти занятия были сущими пустяками. Как только у нее проснулась вампирская память, оказалось, что она бегло говорит по-французски.
Блисс проглядела перечень имен. Фрогти Кеночен. Джейми Кип. Блер Макмиллан. Руфус Кинг. Буз Лэнгдом.
— Это все члены Комитета. Но тут не все члены Комитета, — заметила Блисс.
— Вот именно!
— Ты не приглашаешь Люси Форбс? — в ужасе вопросила Блисс.
Люси Форбс училась на последнем курсе и была старостой голубокровных в школе. Мими скривилась.
— Люси Форбс — тряпка. Святоша.
Мими вела вендетту против Люси Форбс с тех пор, как Люси сообщила, что Мими плохо обращается со своими фамильярами — питается ими, не выжидая предписанного перерыва в сорок восемь часов.
Они прошлись по списку. Блисс предлагала кого-нибудь, а Мими отвергала.
— Как насчет Стеллы ван Ренсле?
— Первокурсница? На кой мне малявки на вечеринке?
— Но следующей весной она будет представлена. В смысле — она принадлежит к Голубой крови, — попыталась возразить Блисс.
Членам Комитета сообщались имена еще не пробудившихся вампиров Голубой крови, чтобы они могли приглядывать за младшими братьями. Именно таким образом Мими в прошлом году взяла под крылышко саму Блисс.
Мими фыркнула.
— Нет.
— А Картер Такермен? — спросила Блисс, вспомнив дружелюбного худого юношу, выполнявшего во время заседаний Комитета обязанности секретаря.
— Этот придурок? Ни за что.
Блисс вздохнула. Имени Шайлер она тоже не увидела в списке, и это ее беспокоило.
— А как насчет «других близких»?… Ну, в смысле — фамильяров, — уточнила Блисс.
Среди Голубой крови принято было использовать термин «люди-фамильяры» для описания отношений зависимости между представителями смертных и бессмертных. Люди-фамильяры были любовниками, друзьями, сосудами, из которых вампиры черпали свои силы.
— Никакой Красной крови. Вечеринка будет как бал Четырех сотен, только еще эксклюзивнее. Только для вампиров.
— Ты всех здорово перебаламутишь, — предупредила Блисс.
— Вот именно! — отозвалась Мими.
Венецианская биеннале проводилась в нескольких переходящих друг в друга павильонах, так что посетители бродили по длинной череде полутемных комнат, выискивая видеоинсталляции, внезапно с треском возникающие в неожиданных углах. Лица, проецируемые на виниловые шары, то расширялись, то стягивались, то визжали, то хихикали. На экранах распускались и увядали цветы. Несся поток транспорта в Токио, угрожающий и вызывающий клаустрофобию.
Когда Шайлер с Оливером только-только добрались до Венеции, девушку переполняла неистовая, почти болезненная энергия. Но по мере того, как становилось ясно, что отыскать в Венеции ее деда далеко не так легко, как казалось, энтузиазм ее слабел. Шайлер не располагала ничем, кроме имени деда. Она даже не знала, как тот выглядит. Старый он на вид или молодой? Бабушка сказала, что ее Лоуренс был изгнанником, покинувшим сообщество Голубой крови. А вдруг годы изоляции привели его к безумию? Или, хуже того, его больше нет в живых? Вдруг и до него добрался кто-то из Серебряной крови? Но теперь, увидев комнату профессора, Шайлер преисполнилась все той же яростной надеждой, что и сразу по прибытии.
«Он здесь. Он жив. Я это чувствую».
Шайлер переходила из комнаты в комнату, оглядывая темные места в поисках знака, какого-то намека, что привел бы ее к дедушке. Большая часть выставленных произведений она сочла любопытными, хотя временами и чересчур вычурными, с некоторой долей претенциозности. Что означает, например, женщина, снова и снова поливающая все то же растение? И вообще означает ли это хоть что-нибудь? Шайлер пришло в голову, что она сама похожа на эту женщину, пойманную в ловушку сизифова труда.
Оливер уже опередил ее на несколько инсталляций. Он тратил на каждую одинаковый отрезок времени — примерно десять секунд, утверждая, что этого вполне достаточно, чтобы понять произведение искусства. Они договорились, что каждый тут же даст знать другому, если что-то обнаружит, но Оливер напомнил, что никто из них вообще-то не знает, как выглядит Лоуренс ван Ален. Проводник не разделял уверенности Шайлер в том, что их визит на биеннале окажется результативным, но он благоразумно помалкивал.
Девушка остановилась у входа в помещение, заполненное темно-красной дымкой. Комнату пронизывал один-единственный луч света, образуя светящийся оранжевый экватор в красном пространстве.
Шайлер вошла внутрь и на мгновение застыла в восхищении.
— Это Олаф Элиассон, — пояснил стоящий рядом молодой человек. — Не правда ли, прекрасно? Отчетливое влияние Флавина.
Шайлер кивнула. Они изучали творчество Дэна Флавина на истории искусств, так что она знала то произведение, на которое ссылался ее собеседник.
— А разве не на всем световом искусстве заметно отчетливое влияние Флавина? — ехидно поинтересовалась она.
Возникла неловкая пауза. Шайлер уже двинулась было прочь, но ее собеседник заговорил снова.
— Скажите, пожалуйста, что привело вас в Италию? — поинтересовался на безукоризненном английском молодой красивый итальянец. — Вы явно не из любителей искусства, которые носятся повсюду с кинокамерами, фотоаппаратами и путеводителями. Готов поспорить, что вы даже не видели новую работу Мэттью Барни.
— Я ищу кое-кого, — ответила Шайлер.
- На биеннале? — переспросил парень. — А нужное место вам известно?
— А что, есть и другие места? — спросила Шайлер.
— Конечно. Это только сад Джардини. Есть еще Арсенал и Кордерия, бывшая верфь. Под нужды биеннале преобразуют чуть ли не всю Венецию. Вам придется потрудиться, чтобы отыскать тут одного-единственного человека. На биеннале приезжает почти миллион человек. Только в саду тридцать павильонов.
У Шайлер упало сердце. Она и не думала, что биеннале настолько огромна и растекается по такому количеству мест. Она прошла по прогулочному тротуару, мимо других зданий, прежде чем войти в итальянский павильон, но не имела и понятия, что там дальше. Сады представляли собою обширное пространство, заполненное постройками в различных стилях; каждая возводилась страной, занимающей этот павильон.
