Фрэнни посмотрела на Стью с убитым видом, а потом повернулась к Гарольду.
– Минуточку, – сказал Стью. – Постойте здесь, пожалуйста.
– Пожалуйста, не обижайте его, – сказала Фрэн.
Стью побежал к Гарольду, который уже успел оседлать свою «Хонду» и пытался ее завести.
– Держись подальше! – гневно крикнул Гарольд и снова взялся за рукоять револьвера. Глаза расширились, и Стью подумал о том, что еще чуть-чуть – и он может стать опасным. Он не просто ревновал девушку – это было неоправданное упрощение со стороны Стью. В этом было замешано его чувство собственного достоинства, его новый имидж защитника.
– Гарольд, – сказал Стью ему почти что в самое ухо, положив руку на его плечо.
– ПУСТИТЕ МЕНЯ.
– Гарольд, ты спишь с ней?
Гарольд вздрогнул, и Стью понял, что нет.
– Не твое дело!
– Нет, не мое. Но нам надо разобраться в ситуации. Она не принадлежит мне, Гарольд. Она принадлежит самой себе. Я не собираюсь пытаться отбить ее у тебя. Извини, что приходится говорить так грубо, но так надо для того, чтобы понять, в каком положении мы находимся. Сейчас вас двое, а я один. Если ты уедешь, то нас будет двое, а ты один. Какой смысл?
Гарольд ничего не ответил.
– Я буду откровенен, – продолжал Стью, по-прежнему говоря Гарольду в самое ухо (забитое коричневой серой) и стараясь, чтобы голос его звучал как можно спокойнее. – Мы с тобой знаем, что мужчине незачем насиловать женщин. Если, конечно, он умеет управляться со своей рукой.
– Это… – Гарольд облизал губы и посмотрел через дорогу туда, где стояла Фрэн, скрестив руки и беспокойно глядя на них. – Это звучит отвратительно.
– Может быть, так, а может быть, и нет, но когда мужчина находится рядом с женщиной, которая не пускает его в постель, то у него нет выбора. Я часто прибегаю к ручному способу. Я думаю, и ты тоже. Я хочу быть откровенным, один на один. Я здесь не для того, чтобы выставлять тебя, как какого-нибудь хулигана с деревенских ярмарочных танцулек.
Гарольд снял руку с кобуры и посмотрел на Стью.
– Вы хотите сказать? Я… Вы обещаете, что ничего не скажете?
Стью кивнул.
– Я люблю ее, – сказал Гарольд хрипло. – Она не любит меня, я знаю это, но говорю откровенно, как и вы.
– Так-то лучше. Я не собираюсь встревать между вами. Я просто хочу идти рядом.
– Вы обещаете? – настойчиво повторил Гарольд.
– Да, обещаю.
– Хорошо.
Он медленно слез с «Хонды». Вдвоем они вернулись к Фрэн.
– Он может ехать с нами, – сказал Гарольд. – А я… – Он посмотрел на Стью и сказал с усилием: – Я приношу свои извинения, за то, что вел себя как кретин.
– Ура! – закричала Фрэн и захлопала в ладоши. – Ну а теперь, когда все улажено, куда же мы поедем?
В конце концов они решили отправиться в том направлении, куда двигались Гарольд и Фрэн, на запад. Стью сказал, что, по его мнению, Глен Бэйтмен будет рад, если они переночуют у него. Стью поехал на «Хонде» Фрэн, а она устроилась позади Гарольда. В Твин Маунтин они остановились на ленч и приступили к трудному и осторожному делу – знакомству друг с другом.
Они поели в пустынном кафе, и Стью заметил, что его взгляд снова и снова останавливается на лице Фрэн – на ее живых глазах, на маленьком, но твердом подбородке, на морщинке между бровей, служившей показателем ее эмоций. Ему нравилось как она смотрела и как разговаривала. Ему нравилось даже то, как ее темные волосы убраны за уши. И в тот момент он начал понимать, что хочет ее, несмотря ни на что.
Часть 2. НА ГРАНИ
5 июля – 6 сентября 1990 года
На Главной улице городка Мэй, штат Оклахома, лежал мертвый человек. Ника это не удивило. С того момента, как он оставил Шойо, ему пришлось повидать немало трупов. Одним трупом больше, одним меньше – какая разница?
Но когда «труп» сел на мостовой, Ником овладел такой ужас, что он не справился с велосипедом и упал. Он содрал ладони и поранил лоб.
– Господи, мистер, ну и грохнулись же вы, – сказал «труп», приближаясь к Нику походкой, которую точнее всего можно определить, как благодушное пошатывание.
Ник не уловил ни одного слова. Он смотрел на мостовую в то место, куда капала кровь из его рассеченного лба, и думал о том, насколько серьезна рана. Когда рука дотронулась до его плеча, он вспомнил про «труп» и вскочил на ноги.
– Не принимайте близко к сердцу, – сказал «труп», и Ник заметил, что это вовсе не труп, а молодой человек, весело глядящий на него. В одной руке у него была початая бутылка виски, и Ник все понял. Не труп, а пьяный человек, который так напился, что вырубился посреди дороги.
Ник кивнул и показал кружок из большого и указательного пальца – о'кей. Капля крови скатилась у него со лба и попала в глаз, над которым поработал Рэй Бут. Он приподнял повязку и вытер глаз тыльной стороной кисти. Сегодня глаз видел немного лучше.
Человек с бутылкой виски наблюдал за Ником безо всякого выражения. Когда Ник сел на бордюр и стал выковыривать крошки гравия из ладони, все признаки оживления исчезли с его лица. Оно стало пустым и плоским. На человеке был надет чистый, но поношенный комбинезон и тяжелые, грубые ботинки. Рост его был около шести футов, а волосы были такими светлыми, что казались почти белыми. Глаза его были ярко-голубыми и абсолютно пустыми. Вкупе с шелковистыми волосами они безошибочно указывали на его шведское или норвежское происхождение. Выглядел он не больше, чем на двадцать три, но как Ник обнаружил позднее, ему должно было быть около сорока пяти, так как он помнил окончание войны в Корее и возвращение своего папочки в военной форме месяц спустя. Его нельзя было заподозрить в том, что он мог это придумать. Вымысел не был коньком Тома Каллена.
Он стоял над Ником с пустым лицом, словно отключенный робот. Потом постепенно его лицо вновь оживилось. Покрасневшие от виски глаза заморгали. Он заулыбался. Он вновь вспомнил ситуацию.
– Господи, мистер, ну и грохнулись же вы. Разве не так? Ей-Богу! – Он отвел глаза от раны на лбу у Ника.
В кармане у Ника был блокнот и ручка. Он написал:
«Вы меня немного испугали. Думал, что вы труп, пока вы не сели. Со мной все в порядке. Есть ли в городе аптека?»
Он вручил блокнот человеку в комбинезоне. Человек взял блокнот. Посмотрел на то, что там было написано. Вернул его обратно. Улыбаясь, он сказал:
– Меня зовут Том Каллен. Но читать я не умею. Я добрался только до третьего класса, но к тому времени мне уже исполнилось шестнадцать, и папочка заставил меня уйти из школы. Он сказал, что я уже слишком велик.
