Рудольф произнес фразу, неожиданно всплывшую из глубины подсознания. Он не помнил, где и при каких обстоятельствах слышал эти слова. Возможно, они были образцом его убогого черного юмора.
Он сказал:
– Свидание закончено!
Руди не пожалел драгоценного патрона и выстрелил дважды. На всякий случай.
В тот день удача была на стороне бастарда. Как ни странно, оба патрона оказались годными.
Первая пуля попала Грегору в висок; его голова нелепо дернулась, а руки взлетели вверх. Он отшатнулся; вторая пуля вошла в череп над ухом, перебила повязку, и монета зазвенела о камни. Было видно, как в пустой глазнице корчится членистое тельце ядовитого насекомого... Мертвый Грегор мягко распластался на террасе, словно большая жирная лягушка.
* * *
...На лицо Тайлы упал лунный свет. Оно ничего не выражало – может быть, только ужасающую внутреннюю пустоту. Руди приблизился и взял Маску из ее рук. При необходимости он готов был истратить оставшийся в барабане патрон и даже тот, последний, который лежал в кармане его сюртука, но лазарь не оказал сопротивления. Тайла просто не знала, что делать с фетишем, потерявшим всякое значение...
Руди наклонился и прошептал ей в ухо два слова: «Железная змея». Девушка дернулась и поднялась с колен. Некоторое время она смотрела на него с опаской, как на единственное живое существо в мире, кроме нее самой. Потом ее лицо разгладилось.
С непонятной улыбкой она обвела взглядом трупы: принцессу с торчащими из ушей костяными рукоятками ножей, Императора, похожего на скончавшегося от голода отшельника, мастера Грегора с обезображенной головой... Руди начал кое-что понимать. У нее больше не было хозяина. Похоже, эта несчастная, кем бы она ни казалась, только что освободилась. И так же, как и он, пока не знала, что делать со своей свободой...
Они оба – человек и некросущество – приобрели лишь ощущение абсолютной потерянности. Оба были овцами, отбившимися от стада, а мертвые пастухи лежали возле их ног.
У входа на террасу появилась уже ничем не сдерживаемая вооруженная толпа. Руди слишком ослаб, чтобы сопротивляться. Оставалась открытой единственная дверь к спасению.
Он притянул к себе Тайлу. Они обнялись, как любовники, которые не любят друг друга, но крепко наказаны одиночеством, а потом Руди опустил на лицо Маску Сета.
Темный мир лежал под звездами – мир, в котором неуютно чувствовали себя живые и совсем не было места мертвым. Люди, не узревшие божественный свет, несли в себе груз рокового прошлого, а будущее не внушало ничего, кроме страха. Поэтому счастливыми оказались те, у кого не было будущего. Они видели свет всего мгновение – достаточно долго, чтобы ослепнуть.
* * *
Руди и лазарь находились в Хвосте Змеи. Мерцающее тело Монорельса извивалось, превращаясь в немыслимо сложный росчерк дьявольского пера, вечную загадку Дамбаллы, дорогу, ведущую к посмертному существованию, или – в зависимости от того, насколько фанатичной была вера приходящих, – к новой жизни. Вера порождала тонкие вибрации, которые пронизывали материю, предотвращая окончательный распад, возвращение в прах, конец волшебства...
Впервые за несколько столетий остановилось движение по Монорельсу. Магия лунитов перестала питать основной инструмент секты, поток энергии иссяк, все инициаторы таинства были мертвы...
Тайла с трудом отодвинула прозрачную крышку с металлической окантовкой. Тусклый лунный свет, проникавший в грот, дробился внутри слюдяных пластин. Земля, которой саркофаг был заполнен до половины, оставалась сырой и рыхлой.
Руди лег в саркофаг, едва ощутив спиной могильный холод остывшего перегноя. Тайла принялась закапывать его, накрыв лицо Маской Сета. Она делала это с таким же безразличием, с каким когда-то отдавалась ему. Начисто лишенная сентиментальности, она не обменялась с ним ни единым словом, ни единым взглядом. Наконец выступающие части черепа исчезли под слоем земли. Тогда Тайла медленно задвинула крышку на место.
Скребущий звук был последним, что слышал человек в саркофаге. После этого воцарилась абсолютная тишина. Какие-то тени пробегали за мутнеющим прямоугольным окном, но Руди не мог их рассмотреть. Спустя несколько часов полной изоляции он вообще перестал себя осознавать.
* * *
...Над ним была бездонная воронка неба. Она медленно вращалась, унося его от одного берега существования к другому на непостижимой карусели мироздания. Он уже не был мертвым, но еще не был и живым. Ему не мог присниться тот общий сон, который люди называют жизнью, и далеко было до леденящих объятий смерти.
Он находился в третьем, промежуточном состоянии.
Стадия личинки, летаргия еще не сформировавшегося разума, нирвана клеток, затянувшееся рождение существа, которое не было ни человеком, ни пресмыкающимся, ни даже насекомым...
Саркофаг заменил существу кокон и материнскую утробу, а само рождение длилось не минуты или часы – оно растянулось на недели...
* * *
Прошел лунный месяц, и саркофаг оказался в Голове Змеи. Лазарь шел к этому месту другим путем, снова превратившись в Вальца. Он карабкался по горным тропам, спускался в ущелья, пробирался над безднами пропастей. По пути он ел ягоды, грибы без разбору и жевал листья коки. Они не приносили ему вреда, но возвращали иллюзию силы.
На самом деле к концу перехода сил хватало только на то, чтобы дышать и ждать. Ожидая на конечной станции, лазарь снова обернулся Тайлой... Утром она увидела саркофаг, в котором лежало ОНО. Кончилось безразличие. Последний день принес нестерпимое предчувствие конца.
* * *
...Ей было страшно, но она преодолела свой страх, отодвинула крышку и принялась руками раскапывать землю. Медленно, слой за слоем, снимала она темные сырые покровы... и не находила ни Маски, ни человеческого тела. Холод разливался по ее членам. Страх потерять разум был сильнее, чем страх найти НЕЧТО...
Наконец пальцы коснулись чего-то плотного, не рассыпавшегося от их прикосновения. Несколько секунд Тайла стояла, собираясь с духом, потом продолжала копать. Возможно, она вовсе не освобождала заключенное в саркофаге существо, а просто разрывала могилу.
...ОНО оказалось совсем маленьким, мягким и чуть более теплым, чем сама земля. Отдельные части тела не давали представления о целом, пока Тайла не взяла ЕГО на руки.
Руди больше не было. Он исчез. Вместо мужского тела в саркофаге оказался сморщенный младенец, казавшийся в сумерках пепельно-серым. Между его приоткрытыми губами чернела земля. Глаза были затянуты пленкой, к которой Тайла боялась прикоснуться.
Она держала его – такого маленького и жуткого. Это был страшный младенец. Магический плод Монорельса. Опасная игрушка извращенной природы. Новая личинка Дьявола... Или нераскрывшийся цветок ее надежды.
