– Видел вчера «Час быка»? – без предисловий начал, усаживаясь на скамейку рядом с Артемом, давешний следователь.
Артем подтвердил.
– Знаешь его?
Артем кивнул.
– Подлянку какую устроил! – в сердцах рявкнул следователь, не обращая внимания на многочисленную публику, фланировавшую вокруг. – Двоих наших положил, да еще и представил себя в роли невинной жертвы. Это он-то!
– Неужели двоих подстрелил? – округлил глаза Артем, внутренне ликуя. – А на вид – обыкновенный валенок.
– Валенок! Попался бы ты этому валенку… Хотя, что я говорю, вы же общались.
– Никогда бы не подумал, – продолжал Артем, – вот другой, который был с ним, тот да, крут!
– Да, другой… – Фээсбэшник, казалось, задумался. – Одним словом, этого Костю Самсонова нужно убрать, – неожиданно заключил он, – и сделаешь это ты!
– Я?!
– Не нужно таращить глаза, или забыл, чем дело пахнет?!
– Но как же я могу! Вы же сами сказали, уложил двоих. Профессионалов! А я даже стрелять не умею.
– Вот и научишься. На, возьми, – следователь протянул Артему небольшой тяжелый сверток.
– Что это?
– Пистолет. Я тебе дополнительно сообщу, где его можно встретить, этого Самсонова…
У Артема затряслись руки, и сверток чуть не вывалился на землю.
– Да не дергайся ты! – зло бросил следователь. – Подойдешь к нему сзади, выстрелишь в спину, а когда упадет – в голову. Дошло?!
– Не могу.
– Сможешь! Учти, если не выполнишь, раскрутим тебя на полную катушку, да и не только тебя, и предкам твоим достанется. Я не шучу.
Артем сидел без движения, уставившись немигающим взглядом в зеленую спину поэта, словно ожидая, что тот сойдет с пьедестала и трахнет бронзовой дланью по плешивой башке мучителя.
– Чего молчишь, придурок? – грубо спросил фээсбэшник. – Красноармеец херов! Так сделаешь или не сделаешь?
– Нет, – опустив взгляд в землю, произнес Артем.
Фээсбэшник поднялся.
– Ладно, – совершенно нормальным голосом произнес он. – Дело, конечно, твое, но предупреждаю, сегодняшнюю ночь будешь ночевать уже не дома. Сунем тебя для начала в… – Он на мгновение задумался. – Не в Лефортово, нет! Даже не в Бутырку… А в самое обычное милицейское отделение. К чуркам. Ты вон какой пухленький, прямо огурчик. И, как мне кажется, склонен к содомскому греху. Ведь так? Ну а потом… – мучитель цокнул языком, – «что случилось потом, не опишешь в словах…» – Он испытующе взглянул на Артема, оценивая, какое впечатление произвели его слова. Было очевидно, они достигли цели. Артем сидел бледный, как мучной клейстер, и до крови кусал губы.
– Решайся, дурашка, – миролюбиво сказал фээсбэшник, – чего ты боишься? Ведь опасности никакой. Никто тебя ловить не собирается. Сегодня вообще никого не ловят. Выстрел в спину, потом в голову – и ты свободен. Любой пионер справится, хотя нынче днем с огнем не найдешь пионера.
– Точно не поймают?
– Отвечаю! Бросишь пистолет и рви на все четыре стороны.
– А потом?
– Что потом?
– Ну, дальнейшее. Вы от меня отвяжетесь?
– Как это понимать – «отвяжетесь?» Все наши договоренности остаются в силе. Будем сотрудничать, дружок, будем сотрудничать…
– Но ведь могут… того… – Артем выразительно чиркнул себя ребром ладони по горлу.
– Не исключена и такая возможность, – подтвердил следователь, – но как ты, наверное, знаешь, кто не рискует…
– А где его найти?
– Парня этого? Значит, так. Сегодня с пяти до шести сиди дома и жди, я тебе позвоню и скажу, что и как делать. Понял?
Артем кивнул. Фээсбэшник, не прощаясь, повернулся и пошел прочь, а Артем остался сидеть на скамейке. То, что ему сейчас предложили, представляло смертельную опасность и в то же время манило своей остротой. По сути дела, он поднимался над толпой, становился вершителем чужих судуб. Судьба давала ему шанс. Да, он перечеркивает свою прошлую жизнь одним выстрелом, он по-настоящему рискует, но в этом и есть смысл существования.
К тому же кто такой этот Костя Самсонов? Плебей! Недоразумение какое-то! Сбежал оттуда, сбежал отсюда… Дезертир! Да еще и предатель. Ведь так! Предатель! Там, в Чечне, ребята сражаются, а он… И здесь тоже… Взрывы какие-то устраивает… Из-за него повесился Дима.
«Из-за него ли?» – вмешался здравый смысл. Но Артему нужно было оправдать свои будущие действия. И он продолжал накручивать себя. В конце концов в его воображении вырисовался портрет законченного негодяя, которому, по сути дела, не место среди нормальных людей.
И очень хорошо. Артем прикончит его как бешеную собаку. Таким не место в демократическом обществе.
После выступления по телевидению Костю терзали странные необъяснимые чувства – с одной стороны, некий душевный подъем, а с другой – апатия, словно из него вынули душу, а вместо нее загнали стальную заклепку, заблокировавшую реальное восприятие событий. О дальнейшем Костя даже не думал, все, казалось, спланировано за него давным-давно, оставалось только следовать незримой направляющей. Возникало ощущение, будто к нему потеряли всякий интерес. Человек, ведший с ним интервью, куда-то исчез, и Костя недоуменно шарахался по пустынным в этот час бесконечным коридорам Останкино. Никому не было до него никакого дела. Наконец некая сердобольная девица, – Костя так и не понял, кто она такая, – вывела его из здания телецентра. Он растерянно топтался у входа, не зная, что делать дальше. Глубокая ночь обнимала его. Наполненный летними запахами воздух обволакивал, шептал неясное… Костя присел на ступеньку, в этот момент к нему подошел неизвестный человек, склонился над ним, потянул за рукав, увлекая за собой. Костя покорно поднялся. Тот подвел его к «Волге», сам сел за руль, и машина рванула вперед. Они ехали долго, должно быть, через всю Москву, наконец машина остановилась у ярко освещенного фасада.
– Гостиница «Салют», – сказал водитель, обернувшись к Косте, – тебе сюда, вот деньги, снимешь номер, обязательно одноместный, и отдыхай. Паспорт у тебя имеется?
Костя кивнул.
– Вот и ладненько. Денег пока хватит. Жди!
Кого или что ждать, провожатый не объяснил и, как только Костя вылез из машины, тут же укатил.
Костя вошел в огромный, пустынный в этот час вестибюль, подошел к стойке регистрации, заполнил какие-то бумажки, и вот он уже в номере. Все произошло будто само собой. Парень кое-как разделся, рухнул на кровать и мгновенно провалился в тяжелый сон.
Он спал почти целый день, лишь раз проснулся, кое-как протер глаза, натянул свои заскорузлые одежки, спустился в буфет, набрал еды, в полусне перекусил, даже толком не осознавая, что именно ест, и вновь рухнул на измятые простыни.
Зато когда он вновь открыл глаза, то почувствовал себя полностью отдохнувшим и полным сил. Все происшедшее осталось где-то далеко, словно в лабиринтах снов. Вроде и не было гонки у болота, телекамер, слепящего света софитов…
