Лизетт расправилась со второй порцией и решила, что с нее хватит. Она выпрямилась и принялась пробираться к двери. Высокий трансвестит в костюме Фрэнки[47] театральным жестом преградил ей путь и пылко пропел:
— Не зевай — обладай!
Лизетт послала ему воздушный поцелуй и вильнула в сторону. Хорошо бы найти тихое местечко, где можно собраться с мыслями. Или сперва отыскать Даниэль — если получится продержаться в комнате для танцев требуемое для этого время.
Толпа в танцзале стала еще гуще, чем когда они только что пришли. Все толкающиеся тела в конце концов, кажется, приспособились к орущим из усилителей и громкоговорителей децибелам. Лизетт тщетно высматривала среди танцующих Даниэль. При этом кто-то пролил ей на спину шампанское. Но заметила она лишь Мидж, выделяющуюся из толпы благодаря своему коническому средневековому головному убору, и принялась проталкиваться к ней.
Мидж (которую Фиона в это время кормила бутербродиками с икрой) разговаривала с женщиной, выглядящей точь-в-точь как Марлен Дитрих в мужском смокинге на виденной когда-то Лизетт фотографии.
— Не видела Даниэль? — спросила у Мидж Лизетт.
— В последнее время нет, дорогуша, — улыбнулась Мидж, кончиком языка слизывая с губ икру. — Полагаю, они с этим рок-певцом поднялись вверх по лестнице в поисках более интимной обстановки. Уверена, она подберет тебя, как только они закончат.
— Сука ты, Мидж, — сказала Лизетт со сладчайшей улыбочкой, развернулась и направилась к двери, стараясь не испортить свой уход пошатыванием. К черту Даниэль — ей нужен свежий воздух.
У подножия лестницы тоже толпился народ, и ей пришлось протискиваться в дверной проем, чтобы сбежать из танцзала. За спиной «Игла», слава богу, ушла на перекур.
— Она спускается! — услышала Лизетт чей-то задыхающийся шепот.
Только что суета вечеринки стихла так внезапно, что Лизетт даже вздрогнула.
На вершине лестницы стояла высокая женщина, от горла до щиколоток окутанная черным бархатным плащом. Ее светлые волосы были собраны в высокую сложную прическу — вариант модного когда-то «французского твиста». В волосы вплетены гранатовые ленты, верхнюю часть лица скрывает облегающая черная маска. Она стояла среди молчания, надменно и властно взирая на своих гостей сверху вниз.
Эдриан Треганнет вспрыгнул на нижнюю ступеньку. Он подал знак паре горничных, и они встали по обе стороны от своей госпожи.
— Милорды и миледи! — провозгласил он с величавым поклоном. — Позвольте мне засвидетельствовать всеобщее почтение нашей очаровательной хозяйке, на чьем празднике мы пируем сегодня! Колдунье, преследовавшей Адама в его снах, — Лилит!
Горничные осторожно сняли плащ с плеч госпожи. Толпа у ее ног захлебнулась втянутым в восхищении воздухом. Бет Гаррингтон была облачена в пояс для чулок из блестящей черной кожи, плотно облегающий талию. Остальной ее костюм состоял лишь из узких, высотой до колена сапог на шпильках, перчаток до локтей и стоячего воротничка вокруг горла — все из черной кожи, резко контрастирующей с ее белоснежным телом и светлыми волосами. Сперва Лизетт решила, что стан хозяйки обвивает длинный воловий кнут, но когда кольца зашевелились, она поняла, что это огромная черная змея.
— Лилит! — раздался чей-то благоговейный крик. — Лилит!
Принимая восхищение, плавно кивая, Бет Гаррингтон спустилась по ступеням. Змеиные кольца перетекали с одной руки на другую, обвивали туго затянутую талию. Глаза рептилии хладнокровно взирали на гуляк. Бокалы с шампанским поднялись в честь Лилит, и веселье вечеринки вновь наполнило дом.
Треганнет подхватил Бет под локоток, когда она приветствовала своих гостей у подножия лестницы. Он наклонился к ее уху и зашептал что-то, она любезно улыбнулась, и они пошли вместе.
Видя их приближение, Лизетт ухватилась за стойку перил. У нее кружилась голова, ей отчаянно хотелось прилечь на свежем воздухе, она не доверяла своим ногам. Девушка смотрела в глаза змеи, загипнотизированная подрагиваниями раздвоенного языка.
Комната колебалась, то попадая в фокус, то выпадая из него. Маски гостей, казалось, косятся на нее и злорадствуют, зная какую-то тайну; танцоры в фантастических костюмах превратились в гротескную орду развратных сатиров и резвящихся демонов, кружащихся по комнате, словно на ведьмовском шабаше, непристойно слившись друг с другом. Будто в кошмарном сне, Лизетт приказывала своим ногам развернуться и бежать, но понимала, что тело ее больше не повинуется ее воле.
— Бет, тут есть кое-кто, кого ты так жаждала видеть, — услышала девушка голос Треганнета. — Бет Гаррингтон, позвольте представить вам Лизетт Сэйриг.
Губы под черной маской изогнулись в приятной улыбке. Лизетт заглянула в чужие глаза и обнаружила, что уже не чувствует своего тела. Ей показалось, что где-то далеко Даниэль зовет ее.
Пронзительные глаза висели перед ней еще долго после того, как она соскользнула по стойке вниз и повалилась на пол.
Паб на Кенсингтон-Черч-стрит назывался «Кувырок». Здесь готовили неплохие закуски, и Лизетт любила останавливаться тут, прежде чем свернуть на Холланд-стрит, на сеанс доктора Магнуса. А поскольку сегодняшний сеанс был последним, и девушке, и доктору показалось естественным закончить вечер здесь.
— Хотя я и не люблю повторяться, — серьезно проговорил доктор Магнус, — я действительно считаю, что мы обязаны продолжать.
Лизетт вытащила сигарету и решительно покачала головой:
— Ни в коем случае, доктор Магнус. Мои нервы и так истрепаны до предела. Только прикиньте — я вырубилась на костюмированной вечеринке, и моей соседке пришлось увезти меня домой и уложить в постель! Так было, когда я, будучи еще неопытной малышкой, наглоталась паленой кислоты: весь мир на недели превратился в чудовищное, зловещее шоу уродцев. Как только моя голова встала на место, я сказала себе: «Больше никакой кислоты!»
— Вы путешествуете по печально известному порочному кругу. К тому же, если я правильно понял, тем вечером вы допустили некоторые излишества.
— Пара бокалов шампанского и чуть-чуть порошка никогда прежде не причиняли мне вреда — они лишь делали меня смешливой и разговорчивой.
Лизетт отхлебнула половину своего лагера, легкого пива; она так и не привыкла ко вкусу английского горького эля, а лагер, по крайней мере, освежал. Они сидели друг напротив друга за столиком под навесом; она — в уголке, на мягкой скамье у стены, он — на стуле, подпираемом стеной стоящих тел. В шаге от девушки трое молодых людей за таким же столиком оживленно беседовали. Но при всем при том они с доктором Магнусом были все равно что одни в помещении. Лизетт не удивилась бы, узнав, что именно переполненный английский паб вдохновил того психолога, который создал чудаковатую концепцию «пространства».[48]
