Вместо этого я устремился вверх по лестнице.
Мария куда-то собиралась. Она уже была накрашена. На ее шее развевался зеленый газовый шарфик. Меня охватила смутная грусть. Я подошел и прикоснулся губами к ее щеке:
– Я ухожу…
– Куда это? – резко бросила она. – Смотри, доходишься – опять сляжешь, а в сентябре…
– …на работу, – закончил я. – Только я насовсем ухожу.
И тут до нее дошло.
– Ой, Сеня… – она всплеснула руками.
Не слушая, я прошел в комнату и снял со шкафа чемодан.
– Лучше бы шла в свой солярий.
Мадам Еписеева запричитала. Я быстро собрал свой нехитрый скарб. Сверху, подумав, положил коробочку с Ленькиной маркой, подаренной на свадьбу. Кажется, тот самый момент уже наступил.
– Это куда?.. – поперхнулась Мария. – Куда марку-то?
Я не ответил. Она схватилась за болванистого «Оскара», стоящего на полке, и попыталась прикрыть телом хрустальную вазу. Звякнули застежки чемодана. Я посмотрел в глаза летчику. Мария лихорадочно раздумывала, как бы меня удержать.
– Эй, тебе же алименты придется платить! – привела она последний довод, когда я уже был в прихожей. – Володьке! До восемнадцати лет!
– Как вы мне все надоели! Не волнуйся, скрываться не буду. У такого дурака, как я, даже на это ума не хватит.
– Я тебе развода не дам! – брякнула Маша. – Так и знай! Я до суда дойду, но с тебя ползарплаты сдеру! И квартиру твою разделим! Как совместно нажитое…
Где у нее только логика хранится? И совесть? Этого мне уже никогда не узнать… Я прикрыл дверь.
– Дурак, сволочь, гадина! – понеслось сверху. – Обманул девушку…
Я медленно зашагал вниз.
– Люби-и-имый!
Пришлось прибавить шаг. Из подъезда я почти что выбежал. Под окнами стояло такси. Надо же, как кстати! Я плюхнулся рядом с шофером. Растрепанная Мария выскочила на балкон.
– Откуда у тебя деньги, мерзавец?!
Такси быстро скрылось за гаражами.
Говорят, грузинский художник Пиросмани распродал все картины, чтобы устелить площадь перед домом любимой цветами. Картин у меня не было, зато имелась Ленькина марка. Она оказалась действительно очень редкой. Когда я выпустил бабочку на свет божий у магазина «Филателия», в толпе знатоков возник легкий взрыв. А потом – форменный аукцион, в конце которого коробочка с маркой перекочевала в карман к бородачу с золотыми кольцами. Мои же карманы просто отвисли.
– Ты в чемодан положи, – посоветовал довольный бородач, который чуть ли не целовал марку под завистливыми взглядами коллег. – Суммочка-то не для сумочки! – скаламбурил он.
Я последовал его совету, но все-таки оставил в кармане несколько купюр покрупнее. Багровое солнце осветило Киевский вокзал последними лучами, и я начал действовать.
Черный автомобиль остановился у Катькиного подъезда. Бабушки охнули и скрылись по домам. Из машины вылез гладко выбритый джентльмен в костюме и с бабочкой в мелкий горошек. В руках у джентльмена была охапка красных орхидей с высунутыми желтыми языками. Запах цветов и одеколона, смешавшись, распространился по двору. За джентльменом двинулся шофер, неся в руке потертый фибровый чемоданчик с наклейкой «Еписеев Володя. 2 отряд».
Я поправил орхидеи и бабочку и позвонил в дверь.
– Ого, ящерица, ты все-таки сбросил хвост?
Сейфовая дверь, скрывавшая от меня мадам Колосову, распахнулась. Глаза Кэт расширились.
– Поздравляю всех вас я с первым утром сентября? – осведомилась она. – Ты что это так вырядился?
Я молча протянул ей охапку орхидей. Катька слегка отшатнулась.
– Васильев, это как понимать?
– Однозначно, – веско ответил я.
– Гусеница… То есть жужелица, – моя мадам не находила слов. – Сеня, ты что, серьезно?
Цветы упали на пол, я подхватил чуть было не рухнувшую вслед за ними Катьку. В крови бурлил адреналин, щедро вырабатываемый надпочечниками.
Это любовь!
И почему на открытках и прочей дребедени изображают пошленькое сердечко? Надпочечник! Вот что должно красоваться там!
Нащупав в кармане купленный несколько часов назад бриллиантовый браслет, я вынул его и попытался застегнуть на Катькином тонком запястье.
– Командир, – позвал шофер, все еще топтавшийся на лестнице. – Платить-то когда будешь? Мне еще за президентом ехать в Шереметьево.
Я нервно похлопал себя по карманам. Катька усмехнулась, осторожно переступила через красные цветы и скрылась в комнате. Через минуту она вернулась.
– Здесь должно хватить, – она протянула водителю несколько купюр.
Он поставил чемоданчик и, поблагодарив, удалился.
«Да что ж я за дурак такой?» – стучало в моей голове, пока я целовал Катькины мягкие губы. Она обвила мою шею чуть крепче.
Катька на мгновение оторвалась от меня и озабоченно спросила:
– Как хвост? Прошел? Анализы удачные?
– И эксперименты тоже, – пробормотал я и впился в ее губы. Два глаза передо мной хлопнули густыми ресницами и закрылись.
