— Абсолютно все, — ответил Ральф. — Мы прекрасно устроимся. Пошли, Том. — Он поднялся.
— Не могли бы вы с Ником ненадолго задержаться, Ральф? — сказала Абагейл.
Все это время Ник сидел за столом в противоположном от ее качалки конце комнаты. Если человек не может говорить, — подумала она, — то, казалось бы, он должен потеряться в комнате, набитой другими людьми, просто выпасть из поля зрения. Но что-то в Нике не давало этому произойти. Он сидел абсолютно спокойно, следя за разговором, и на лице его отражалось реакция на только что произнесенные слова. Лицо его было открытым и смышленым, но слишком озабоченным для такого молодого человека. Несколько раз она замечала, как люди смотрят на него, словно он может подтвердить их слова. Они ни на минуту не забывали о нем. Несколько раз она заметила, как он смотрит в окно и на лице его появляется беспокойство.
— Не могли бы вы достать мне этот матрас? — мягко спросила Джуна.
— Мы достанем его вместе с Ником, — сказал Ральф, вставая.
— В одиночку я в этот сарай не пойду, — сказал Том. — Ей-Богу, нет!
— Я пойду с тобой, — сказал Дик. — Мы зажжем фонарь и устроим себе кровати. — Он поднялся. — Еще раз спасибо, миссис. Не могу выразить, как все было вкусно.
Другие поблагодарили вслед за ним. Ник и Ральф достали матрас, клопов в котором не оказалось. Том и Дик отправились в сарай. Ник, Ральф и Матушка Абагейл остались в кухне одни.
— Не возражаете, если я закурю, миссис? — спросил Ральф.
— Не возражаю, если не будешь стряхивать пепел на пол. В комоде у тебя за спиной стоит пепельница.
Ральф встал за пепельницей, и Эбби осталась лицом к лицу с Ником. На нем была рубашка цвета хаки, синие джинсы и вылинявшая тренировочная фуфайка. В нем было что-то такое, что внушало ей мысль, будто она знала его и раньше. Глядя на него, она чувствовала себя так, словно встреча эта была предрешена судьбой.
— Миссис?
Ральф уже сидел рядом с Ником с листком бумаги в руках и разглядывал его, повернув к свету.
На коленях у Ника лежал блокнот и шариковая ручка.
— Ник говорит… — Ральф прочистил горло в смущении.
— Продолжай.
— В его записке говорится, что ему трудно читать по вашим губам, потому что…
— Я понимаю, — сказала она. — Ничего страшного.
Она встала и шаркающей походкой подошла к комоду. На второй полке над комодом стояла пластмассовая баночка, полная мутной жидкости, в которой, словно медицинский препарат, плавали две вставные челюсти.
Она выудила их и прополоскала в ковшике.
— Господи, помни, как я страдала, — сказала Матушка Абагейл и вставила челюсти.
— Нам надо поговорить, — сказала она. — Вы — главные, и нам надо кое в чем разобраться.
— Ну, — сказал Ральф, — это не для меня. Я был простым фабричным рабочим отчасти фермером. Мозолей у меня гораздо больше, чем мыслей. Ник, вот он у нас главный.
— Это так? — спросила она, глядя на Ника.
Ник написал короткую записку, и Ральф прочел ее вслух.
— Это мне пришло в голову приехать сюда, а насчет главного — я не знаю.
— Мы встретили Джуну и Оливию примерно в девяноста милях к ЮГУ отсюда, — сказал Ральф. — Позавчера, так, Ник?
Ник кивнул.
«Мы уже тогда ехали к вам, Матушка. Женщины шли на север. Дик тоже. Мы просто объединили всех вместе.»
— Вы видели еще кого-нибудь? — спросила она.
«Нет, — написал Ник. — Но у меня часто бывает чувство — у Ральфа тоже, — что кто-то прячется от нас и наблюдает издали. Боятся, наверное. Никак не могут оправиться от того, что произошло.»
Она кивнула.
— Дик говорит, что за день до того, как он нас встретил, он слышал шум мотоцикла где-то на юге. Так что есть и другие люди. Думаю, они просто пугаются, когда видят такую большую группу.
— Почему вы приехали сюда? — Глаза ее, окруженные сетью морщинок, остро уставились на них.
Ник написал:
«Мне снились сны о вас. Дик Эллис говорит, что ему тоже раз приснился такой сон. И маленькая девочка. Джина, она описала это место задолго до того, как мы сюда приехали. Эти качели.»
— Благослови ее Бог, — сказала Матушка Абагейл с отсутствующим видом. Она посмотрела на Ральфа. — А ты что скажешь?
— Вы мне снились раз или два, миссис, — сказал Ральф и облизал губы. — В основном мне снился… другой парень.
— Какой другой парень?
Ник написал что-то на листке из блокнота и обвел свою запись в кружок. Вручил ей прямо в руки. Буквы были большими, такими же, как на стене во дворце у Валтасара. От одного взгляда на них у нее пошел мороз по коже. Она вспомнила о ласках, которые, извиваясь, ползли по дороге и впивались в торбу зубами острыми, как иголки. Она вспомнила о том, как в темноте открылся единственный красный глаз и стал наблюдать в поисках не одной только старой женщины, но и целой группы из мужчин и женщин… и одной маленькой девочки.
Два обведенных слова были: «ТЕМНЫЙ ЧЕЛОВЕК».
— Мне было сказано, — произнесла она, вертя в руках листок бумаги,
— что мы должны идти на запад. Мне сказал это Господь во сне. Я не хотела слушать. Я старая женщина, и все, что я хочу, — это умереть на своем маленьком клочке земли. Эта земля принадлежала моей семье сто двенадцать лет.
Она выдержала паузу. Двое мужчин пристально смотрели на нее в свете керосиновой лампы. За окном продолжал идти нескончаемый дождь. Грома слышно больше не было. Господи, — подумала она, — как болят десны от этих зубов. Как мне хочется вынуть их и лечь в постель.
— Я начала видеть сны за два года до начала этой эпидемии. Сны снились мне каждую ночь, и иногда они сбывались. Пророчество — это Божий дар, и в каждом заложена его частица. В снах я шла на запад. Сначала со мной было совсем мало людей, потом немного побольше, а потом еще больше. На запад, все время на запад, пока в дали не показались Скалистые горы. Нас уже был целый караван, сотни две или больше.
Она помолчала.
— Я пугалась от этих снов. Никогда я не обмолвилась и словечком, что они мне снятся — вот как я была напугана. Думаю, я чувствовала себя как Иов, когда Бог заговорил с ним из вихря. Я даже пыталась убедить себя в том, что это просто сны, о, глупая старая женщина, которая пыталась убежать от Бога, совсем как Иона. Но рыба все равно нас проглотила, вот в чем дело! И я всегда чувствовала, что кто-то придет ко мне, кто-то особенный, и тогда я узнаю, что время пришло.
Она взглянула на Ника, который сидел за столом и пристально смотрел на нее сквозь пелену сигаретного дыма Ральфа Брентнера.
