— Пора! — резко бросил Павленко, показывая за борт, на пенящиеся, пузырящиеся волны у черных камней, острые верхушки которых грозно выглядывали из-под воды, — стражей этой Богом и людьми забытой полоски берега. — Прыгайте за борт, с кормы нельзя — работает двигатель. У вас есть пять секунд, и мы начнем отходить. Раз, два…
Олег и Блюмкин, шагая невпопад скованными ногами, добрались до борта яхты и опрокинулись за него — прыжком это было трудно назвать. Дальше начался сплошной кошмар — борьба за то, чтобы глотнуть по очереди немного воздуха. Плыть в таком положении было невозможно — они мешали друг другу и только барахтались, вытягивая головы, жадно дыша, захлебываясь, то и дело выплевывая воду. Хуже всего, что это барахтанье не приближало к берегу, их постепенно относило в сторону. Единственное, что они могли, — это удерживаться на поверхности. Мысли у Олега смешались, в голове стоял несмолкаемый гул, он чувствовал себя жалкой букашкой. И еще ему постоянно слышалась напутственная фраза Павленко: «Это ваш шанс». Она каждый раз звучала по-разному — то оптимистически, ободряюще, то пессимистически, неопределенно, то радостно, то печально, то казенно, то душевно, то смешно, то даже заупокойно.
— На спину! По-другому мы не сможем плыть. Нас… — преподаватель не договорил, снова захлебнувшись.
С трудом перевернувшись на спину, Олег почувствовал, что так и в самом деле немного проще удерживаться на поверхности, теперь они даже могли плыть. Волны перекатывались через них, ослепляя, вода попадала в нос, уши. Несмотря на то что они непрерывно двигались, Олег ощутил, что от холодной воды начало деревенеть тело, движения стали скованными. Их силы были на исходе, но уже удалось миновать торчащие из воды камни в шапках пены, а за ними волнение было меньше — они играли роль волнореза. У самого берега Олег снова захлебнулся, вода попала в дыхательное горло, не давая глотнуть воздуха. Он почувствовал, как легкие разрываются; в ушах зазвенело, перед глазами полетели мухи, и он провалился в темноту.
Затем в голове закрутилась фантасмагория образов, событий. Теперь его тело и дух существовали раздельно. Он видел словно со стороны свою нынешнюю жалкую телесную оболочку, почти бездыханную, которую тянул за собой мужчина, мысленно ругающий себя за то, что вляпался в эту дерьмовую авантюру, то и дело грозящую закончиться смертью. Мужчина выбился из сил, хотя берег был уже рядом, буквально рукой подать. Мужчина проклинал стальные браслеты, сковывающие их, не зная, что некогда их связывало нечто большее — родная кровь и клятва на крови. Тогда он переступил через эту связь — разрубил ее мечом ради власти, которая не дала ему ни счастья, ни долгой жизни. Дух этой плоти безумствовал, не желая опять возвращаться в круговорот Кроноса[69], пока ему будет вновь даровано право возродиться в телесной оболочке. Но стальные браслеты были наказанием за его давний проступок и тянули из этого мира в тартарары.
Девушка уже выбралась на берег и отползла на четвереньках от ревущих за спиной волн. Ее дух мерцал успокаивающим светом, невидимым для простых смертных.
— Опия! — это имя вырвалось само собой, оно было неслышно для человеческого уха, но девушка услышала его.
Она поднялась на ноги и посмотрела в сторону бушующих волн. Сделала выбор и, несмотря на смертельную усталость и страх, вошла в воду, стремясь помочь мужчинам, оказавшимся слабее ее.
— Опия, не надо! Ты погубишь себя! Пусть будет как будет!
Девушка подплыла как раз вовремя, чтобы помочь преподавателю, ее любовнику, тащить бесчувственное тело частного детектива. Еще немного — и препод ощутил ногами дно, каменистое, разбивающее в кровь ноги, но это все же было спасением. Из последних сил он рванулся вперед, таща за собой и проклиная мешающего ему человека-балласт, мысленно давая себе клятву прекратить любовную интрижку с Илоной, втянувшей его в опасную авантюру. Ведь сейчас только чудо помогло ему спастись.
Илона старалась как могла, бережно поддерживая голову находившегося без сознания человека, не давая тому захлебнуться.
Дух не спешил возвращаться в телесную оболочку, любуясь ровным свечением духа девушки.
— Опия — зачем? Ты рисковала вновь вернуться в вечность. Туда, где нет времени… Давным-давно ты поступила по-другому.
— Хоть я и дух, но дух женщины. Нет ничего страшнее, чем брошенная женщина, и нет ничего надежнее влюбленной женщины.
Когда Олега вытащили на берег, он начал приходить в себя. Он закашлялся, изо рта потекла вода, кашель разрывал легкие, не давая вдохнуть, а в сердце вонзилась стальная игла, принеся мучительную боль.
— Надо сделать ему искусственное дыхание, — послышался голос мужчины, — но как? Наши руки скованы.
Олег почувствовал, как ему открыли рот, и в промежутках между кашлем его легкие стали наполняться чужим дыханием — легким, приятно пахнущим. А касание нежных губ подарило ему неимоверное блаженство.
— Хватит! Перестань! — послышался раздраженный мужской голос. — Он уже дышит нормально.
Олег открыл глаза.
— Очухался? — недовольно спросил преподаватель. — Нечего разлеживаться! Нам надо взобраться наверх, там обязательно встретим людей.
А Олег снова прикрыл глаза, вспоминая нежные губы Илоны, и ему никуда не хотелось спешить, а только ощущать их прикосновение.
— Он потерял сознание! — встревожилась Илона, и Олег почувствовал на своем лице ее руку.
— На вид вроде здоровый, а оказалось — тюфяк. — Мужчина хмыкнул.
— Кто тюфяк?! — разозлился Олег, открыл глаза и попытался сесть.
— Я так и думал, что он притворяется, — буркнул преподаватель. — Вставай, а то из-за тебя мне тоже приходится лежать. Только теперь я понимаю, как хреново сиамским близнецам.
— Что такое хреново, ты узнаешь, Блюмкин, если меня еще раз назовешь тюфяком. Кстати, почему тебя прозвали Блюмкиным?
— Спроси у того, у кого такая богатая фантазия. — Преподаватель был крайне раздражен, он в очередной раз поклялся себе, что навсегда покончит с увлечениями студентками, иначе те его до добра не доведут.
Прошло около семи часов, прежде чем им удалось взобраться наверх и дойти до ближайшего палаточного городка. Оттуда их отвезли в город, где освободили от наручников. Ранним утром, по предложению Олега, троица расположилась в круглосуточно работающем ресторане на набережной за легким завтраком и кофе. На море бушевал шторм, дул пронизывающий, не по-летнему холодный ветер, и они предпочли открытой террасе внутренний зал. Бессонная ночь, полная опасностей, насытила их кровь адреналином так, что усталость не ощущалась. Пережитое по-разному сказалось на них: Илона горела желанием действовать, преподаватель Аверьянов не хотел поднимать шума, мечтая побыстрее все забыть, Олег предчувствовал, что еще что-то должно произойти. Видение, которое явилось к нему в беспамятстве, словно наполнило его внутренним знанием, ощущением того, что он, оставаясь прежним, в то же время был уже другим.
