Неожиданно вернулся сон, о котором она успела забыть, только вместо барака, куда она вошла, выходила она теперь из странного сооружения, похожего на храм, причем, это ее не удивляло; да и не только ее, но и всех остальных людей.
Толпа вынесла ее к прежнему водоему. Вода там стала еще чище и прозрачней; она завораживала. Как другие могли проходить мимо, просто гуляя по набережной, присаживаясь в маленькие кафе и на низенькие скамейки?.. Катя подошла к краю, взглянула вниз – высота была огромной, но почему-то она не страшила. Пока никто не успел среагировать, Катя забралась на парапет и не задумываясь, прыгнула вниз – ласточкой, очень красиво. Она парила над слепящей голубизной, над редкими белыми бурунами, но неожиданно увидела, что летит прямо в черный скользкий валун, выступавший из воды. Ужас возник мгновенно, но так же мгновенно исчез, когда на валуне проступило Вовкино лицо. Ударившись о валун, Катя подпрыгнула, словно мячик; потом еще и еще, и наконец плавно закачалась на волнах. Течение подхватило ее, резко мотнув влево… спросонья Катя испуганно вскинула голову и поняла, что это Толик слишком резко вписался в поворот, сворачивая с трассы на узкую дорогу, ведшую непосредственно к поселку.
Немного она все-таки поспала, и «ватно-ликерный» ком рассыпался, но Вовкино лицо осталось, такое доброе и печальное; в памяти, одним мгновением, пронеслась их недолгая совместная жизнь, в которой, по большому счету, не было ведь ничего плохого. Ей даже расхотелось, чтоб Вовка выгонял ее. …Ой, что сейчас будет!.. – содрогнулось трезвевшее сознание в то время, как мимо пронеслась стела с названием поселка, – но я не хочу гнить в этой дыре!.. Даже с Вовкой!.. Катя снова закрыла глаза. …Я ведь убила быка и отвезла туфли – или все это ерунда, и ничего нет, кроме жизни от рождения до смерти?.. Стало очень обидно. …Сейчас мне ведь тоже, типа, снился сон – вот, посмотрим, значит все это что-нибудь или нет; во сне-то все закончилось очень даже здорово!..
Машина сбросила скорость, и Катя, взглянув в окно увидела площадь, от которой до дома было рукой подать. …А нечего гадать – сейчас все узнаю…
Толик остановился у подъезда.
– Удачи. Ох, Вовка вчера злой был, так что держись.
…Тогда выгонит. Ну, так, значит, так… Катя вылезла из машины и оглядев пустой двор, подумала:…Это в моей жизни произошел миллион событий, а здесь все гребаная картофельная страда… нет, я, точно, хочу обратно. Пусть выгоняет – уеду, все забуду и стану жить по-другому… Она быстро вошла в подъезд – хотелось побыстрее закончить выяснение отношений, чтоб выспаться, а утром сходить в больницу – открыто, никого не боясь, забрать трудовую книжку и уехать обратно в мир, который, оказывается, был не только радостным, но и опасным, хотя от этого не менее манящим.
Открыв дверь, Катя включила свет в темном коридоре. …Может, он на работе?.. Знакомый запах, знакомые вещи обступили ее, и сразу внутри защемило – как можно просто покинуть то, что делалось с любовью и, вроде, навсегда? Это позавчера она летела, ничего не замечая, потому что внизу ждала Галка. …А так и надо! Разревусь сейчас… а чего себя мучить, если решила?.. Завтра же надо валить!..
Из комнаты появился Володя, но не подошел, а остановился, внимательно разглядывая жену. Катя растерялась – надо ж было что-то сказать, но никакие особые слова, подходившие к ситуации, не находились; ей, например, захотелось обнять мужа, но тогда, как потом сказать, что она все-таки уезжает?.. А если сразу сказать… нет, язык не поворачивался, глядя ему в глаза, потому что смотрел он так… так… Катя не могла определить этот взгляд словами.
Какие выводы сделал Володя, неизвестно, но сказал:
– Заходи, – и подойдя к телефону, набрал номер.
– Зашла, – Катя закрыла за собой дверь.
– Зинаида Петровна, Катя приехала… да, хорошо, ждем, – Володя положил трубку, – сейчас теща придет.
– Зачем?!..
– Она ж тоже переживает, – Володя пожал плечами, – или ты только о себе думаешь?
…Да ни о чем я не думаю!.. Господи, ее еще не хватало! – матери Катя боялась больше мужа, но вдруг сообразила, – хотя теперь-то чего? Шмотки уже там, ключ я ей не отдам… да пусть орет, хоть оборется!..
У них оставалось несколько минут тишины, пока мать, колобком перекатится через площадь, и Володя спросил:
– Ну, как ты?
– Нормально… – Катя пожала плечами – не могла ж она признаться, что переспала с другим мужчиной? Прошла в комнату и села на диван, а Володя устроился на подоконнике; закурил, не зная, какие еще задать вопросы, если все было нормально.
Взгляды их столкнулись; Катя почувствовала, что ее, как во сне, притягивает светлая прозрачная гладь, в которую просто необходимо прыгнуть! …Глаза – зеркало души, – вспомнила она одно из скудных знаний школьной программы, и подчиняясь внутренней потребности прошептала одними губами:
– Я люблю тебя…
– Неужели? – Володя усмехнулся; на светлой глади возникли искорки, только было это совсем не солнце, и в это время в дверь позвонили.
…Ну, сейчас начнется, – подумала Катя; но подумала равнодушно, без страха, ведь самое страшное творилось у нее внутри – она ставила себя на место мужа и знала, что не простила б, и в то же время безумно хотела, чтоб простили ее саму; и как совместить такое в одной голове?.. Катя закрыла лицо руками, да так и осталась в слепой темноте.
– Зинаида Петровна, а это зачем? – послышался из коридора удивленный Володин голос.
– Очень полезная вещь, зятек.
Катя опустила ладони, чтоб увидеть «полезную вещь», и сразу внутренние противоречия отступили на второй план; глаза ее расширились, рот приоткрылся.
– Хорошо погуляла? – мать подняла три ровных гибких прута, – я ж тебя предупреждала совсем недавно.
– Но, мам… – Катя перевела растерянный взгляд на мужа, – Володь, скажи ей!..
– Что я ей должен сказать?
Катя сама не знала, что говорят в подобных случаях; мысли ее судорожно заметались, только выглядели они как-то совсем неубедительно.
– Мам, я уже большая девочка, чтоб… ну, это… – фраза получилась ужасно глупой, но разве мало она наделала глупостей за последние дни – одной больше, одной меньше…
– Снимай штаны! – коротко приказала мать.
– Мам, ну, ты что?.. Я ж взрослая…
– Снимай штаны, взрослая!
– Мам, – Катя заплакала, – пожалуйста… я больше не буду…
– Чем дольше ты препираешься, тем для тебя же хуже.
Катя поняла – спорить бесполезно, а будет, действительно, хуже, потому что помощи ждать неоткуда; она встала и жалобно всхлипывая, расстегнула «молнию». …Стыдобища-то какая… есть ведь другие методы – зачем же сразу пороть?.. Хоть бы не узнал никто – о, смеху будет!..
