– Пошутил? Нет, он не шутил! Он никогда не шутит! – Речь генеральши становилась все более бессвязной.
– Я бы чего-нибудь выпила, – неожиданно сообщила она.
– К сожалению, у меня пусто.
– Тогда поехали ко мне, – неожиданно предложила генеральша, – там я вам расскажу все более подробно. И выпивка у меня найдется. Поехали? – Она просительно и жалко улыбнулась, и Осипов понял, что ей просто страшно оставаться одной. Без особой охоты он согласился.
Генеральша, конечно же, жила на улице Горького. Огромная квартира была намеренно затемнена. Плотные тяжелые шторы тщательно задернуты, словно малейший солнечный луч доставлял физическое страдание. Осипов следовал в полутьме за генеральшей по каким-то извилистым коридорам и наконец очутился в совершенно темной комнате. Вспыхнула хрустальная люстра, и он увидел, что находится в просторной, шикарно, но старомодно обставленной зале. Мебель – массивный тяжеловесный гарнитур из карельской березы – словно говорила: я сотворена на века к вящей славе здешних обитателей. Рухнут системы, падут правительства, а я буду продолжать служить власть имущим, нынешним или будущим. Карельская береза – светлое, радостное дерево, сродни янтарю, но здесь оно имело строгий, даже мрачноватый оттенок. Генеральша кивнула на кожаное кресло, достала из «горки» бутылку армянского коньяка, два бокала, коробку шоколадных конфет, налила сначала себе, потом гостю, без слов выпила, налила снова… И только тогда посмотрела на Осипова.
– Машину вы получили, а преступника подлинного не нашли, – упрекнула она, но как-то равнодушно.
Осипов молчал. По сути, она права, но непонятно, куда клонит. Ведь речь идет о ее брате.
– Я говорю, отработать нужно должок.
– Вы совершенно правы, но что вы предлагаете?
– А что, собственно, могу предложить? Схватить его и уволочь в милицию? Так ведь никто не поверит. Убить его? У вас вряд ли получится. Можете себе представить: я сегодня стреляла в родного брата. Сама! С расстояния в пять шагов. И не попала! А ведь я умею пользоваться оружием. Сергей всегда был со странностями. Особенно они усилились после того, как мы поселились в лесах. Сбежали от преследований НКВД. Отец наш, царство ему небесное, решил, что сможет скрыться в тайге, где ни его, ни семью не найдут. Он глубоко ошибался. В нашей стране всюду найдут. Обнаружили, прилетели на самолете, вы представляете, отца тут же застрелили, а нас, семью, вывезли. Мать, конечно, посадили, и она сгинула в лагерях, а меня и брата определили в детдом. Так вот. Еще там, в лесу, я стала замечать, что брат стал каким-то не таким. Изменился. Не то чтобы одичал, а словно переродился. По каким конкретно признакам я это определила, не сумею сказать, однако можете мне поверить. Много было разного. Я всю жизнь старалась ему помогать, тащила его. Вывела, можно сказать, в люди. Еще бы! Стал известным кинорежиссером.
– Кино?! – изумился Осипов.
– Кинорежиссером. Вы не ослышались.
– А как его фамилия?
– Комов.
«Комов, – пронеслось в мозгу. – Действительно, ситуация. Ее брат – Комов. Вот это номер!» Он мельком встречался с Комовым, даже хотел делать с ним интервью. Правда, это было давно. Что за странности?
Хозяйка продолжала что-то говорить, но Осипов не слышал, лихорадочно размышлял. Постой, постой! Тогда на таинственной даче голос того человека показался ему знакомым. Теперь он вспомнил, кому он принадлежал. Комову! А может, показалось? Сейчас можно что угодно предположить.
– А где находится дача вашего брата? – поинтересовался Осипов.
– Что? – Генеральша запнулась и внимательно посмотрела на него. – Дача? На калужском направлении.
«На калужском, – снова ушел в собственные мысли Осипов, – вполне вероятно, его именно туда и возили. Теперь. Но вроде бы уже слышал похожую историю про бегство и леса, про самолет с энкавэдэшниками…»
– А где вы жили перед тем, как сбежать в тайгу? Не в Югорске ли?
– В Югорске!
Все сходится. Как странно. Такое совпадение обычно бывает только в кино. Именно про эту семью им рассказывал Иона.
– Так ваша девичья фамилия – Пантелеева?
– Вы совершенно правы, – генеральша со все возрастающим любопытством взирала на своего гостя.
– Но почему Комов?
– Фамилию он сменил в ранней юности. Однако вы времени зря не теряли. Тем более должны довести дело до конца.
– Каким же образом? Даже если бы у меня была полная уверенность, что именно Комов убил вашего сына, что бы я мог сделать?
– Уничтожить его.
– Уничтожить! Простите, такими вещами не занимаюсь. Не по мой линии.
– Хорошо, хорошо… Конечно, я сказала глупость. Забудем про это. Ваша задача – достоверно установить, что убийство совершил именно мой брат. Доказать это, а уж потом – моя проблема. Ведь как-никак у нас с вами существует договор. Оплату вы получили, а условия не выполнили.
Осипов вздохнул. Опять она про то же.
– Допустим, я возьмусь, а дальше?
– Что «дальше»? Вам что, мало «волги»?
– Нет, речь идет не об оплате. Когда моя работа будет считаться выполненной?
– Как только вы получите стопроцентные доказательства.
– Хорошо. Тогда некоторые подробности. Вы говорили, что стреляли в него и промахнулись. Почему?
– Я думаю, он обладает даром внушения. Гипноза. Возможно, я даже не стреляла в него. Может быть, он просто внушил мне это обстоятельство.
– Вы и раньше замечали за ним нечто подобное?
– Да, замечала.
– Зачем, по-вашему, ему нужно было убивать Валентина?
– Не знаю. Он мне этого не объяснил. Сказал только, что мальчишка насквозь испорчен, мол, ему не место среди живых. Ах, сволочь! А ему, выходит, есть место.
Она снова наполнила свою рюмку и выпила ее одним глотком.
– Вы только подтвердите преступление, а уж потом я сама. На этот раз не промахнусь.
Осипов поднялся.
– Давайте адрес его дачи.
2
Дом был сер и массивен, словно в нем обитал не известный кинорежиссер, а некое секретное ведомство. Впрочем, большинство домов в этом дачном поселке были похожи друг на друга как две капли воды. Осипов оторвал глаза от дырки в заборе и задумался. Что делать дальше? Перелезть внутрь? А вдруг кто-то дома? Правда, от генеральши он узнал, что на даче, кроме режиссера, никто больше не живет. Приходит старая женщина раз в неделю, наводит порядок, но, кроме нее, в доме абсолютно не бывает посторонних. «Не любит он, когда туда кто-нибудь приезжает, – объяснила Сокольская, – и собаки там нет. Большей частью дом совершенно пустой».
Перед тем как отправиться в экспедицию, Осипов выяснил, что режиссер целый день занят на съемках.
В поселке, на сонных, заросших травой улочках вообще не встретилось ни души. Он поставил машину в какой-то закуток между дачами, а сам отправился на разведку. Дом он разыскал довольно быстро. Перелезть через забор – раз плюнуть, а потом? Что он, собственно, ищет? Он толком не мог на это ответить. Однако нужно было действовать или уезжать. Наверное, было не очень правильно приехать сюда одному. В последнее время он буквально шагу не делал без Ильи. С одной стороны, вроде неловко получается, не поставил друга в известность, а с другой… Деятельная натура Безменова требовала лидерства. По сути, он давно стал руководителем следствия. Перетянул, что называется, одеяло на себя. Собственно, это не так уж и плохо, поскольку помощь он оказал действительно неоценимую. Но Осипов не совсем уж болван, чего же его оттирают?! К тому же машина ведь досталась ему, а Илья старается чисто ради спортивного интереса. Несправедливо. Успокаивая себя таким образом, Осипов осторожно пробирался вдоль дощатого забора, окружающего дом кинорежиссера. Некогда забор был выкрашен зеленой краской, но от времени краска потускнела, местами просто отвалилась, и теперь забор имел камуфляжный вид, отчего еще более усиливалось ощущение, что перед ним военный объект.
