- Слушаю вас, товарищ.
Голос показался знакомым, но я все-таки не понял, кто именно со мной говорит. Среди охраны было много новеньких крепышей. Всех я, разумеется, не знал.
- Это Ящер…
- А-а, как же, как же! Простите, не сообразил сразу. Думал, снова из Смольного беспокоят.
- Кто это! - рыкнул я.
- Ах, да, не представился. Ромула Александр Гаврилович. По-моему, вы должны меня помнить. Я поражение молчал.
- Впрочем, если хотите, поговорить с Поэлем, сей момент распоряжусь…
Перед глазами вспыхнула золотистая радуга, болезненно кольнуло в висках. Лишь секундой позже вернулась способность соображать. Я звонил в офис и, кажется, дозвонился. угодил на Ромулу с Поэлем, значит-Значит, снова оказался прав Безмен. В офисе успели собраться все мертвецы. Вот вам и утро завтрашнего дня! Кладбище в центре Империи! увы, и ещё раз увы, славным надеждам Гонтаря не суждено было осуществиться. Квартира, в которой мы сидели, была явью, но крохотную эту явь по-прежнему окружала фантастическая чехарда.
Прежде чем снова заговорить, я сипло прокашлялся.
- Густав тоже у вас?
- Спит. Но можно разбудить. Задачка несложная. Пошлем Стэка с Лангустом. Эти кого хочешь разбудят. За ребра подцепят и приволокут.
Сердце заколотилось так громко, что напрочь заглушило голос абонента. Пришлось с силой прижать к уху трубку. И все равно смысл произносимого доходил до сознания с некоторой задержкой.
- Так кого же вам пригласить, Павел Игнатьевич? Может, генерала Васильича? Тоже организуем! Он как раз туточки сидит, улыбается. Приветец вам сердечный шлет, - Ромула выговаривал слова неторопливо, с подобострастной издевкой. Легко было вообразить, какое наслаждение этот прохиндей получает от нашего диалога.
- Главного! - прохрипел я. - Давай, гнида, главного!
- Ну, зачем же так? - Ромула сокрушенно вздохнул. - Я вас, кажется, не оскорблял. Отнесся, можно сказать, со всей душой, готов был даже выслушать.
- Ты уже выслушал! Я сказал, кто мне нужен! Не ты и не Поэль, а главный!
- Да, конечно, я все понял, но вынужден огорчить… Главного на месте пока нет.
- Где он?
- Видите ли, Павел Игнатьевич, дело тут такое… В бегах наш главный. Вместе со своим телохранителем. Тени своей боится, вот и прячется. - Голос Ромулы оживился. - Но найдем, не сумлевайтесь. В самое ближайшее время. А пока могу соединить с Морозом или Артурчиком. Тут много желающих! Ганс, к примеру, тоже непрочь с вами побалакать. Да и Шошин рвется к трубочке. Помните ещё такого? Он-то вас хорошо помнит. И за освобождение искренне благодарит. Языкастый, знаете ли, парень! Анекдотами так и сыплет! Хорошо, не добрел до вас, - приютили его у себя…
Слушать долее - было выше моих сил. Ганс, Шошин, Артур… Само собой, к сборищу этих теней можно было приплюсовать Безмена с Дином Гамбургером, других ребят.
Я снова зажмурился. «Пришел Хром и увел с собой Барановича…» Так, верно, приключилось и с ними. Пришли синелицые, взяли за волосы, сунули коленом в пах и уволокли.
В висках продолжали бухать звонкие молоточки, собственный пульс сбивал с мыслей, теснил дыхание. Медленно, очень медленно я опустил трубку на клавиши, открыл глаза, мутным взором поймал напряженный взор Гонтаря.
- С кем вы говорили?
- Что?
- Я спрашиваю, с кем вы говорили, босс?
- С ними.
Я произнес это таким тоном, что Гонтарь невольно потянулся к оружию.
- И что?
Ответить я не успел. В прихожей тоненько проиграла свадебная мелодия Мендельсона.
- Так… - я взялся за пистолетную рукоять «Стечкина». - Быстро ребятки откликнулись!
- Дверь стальная, - мгновенно рассудил Гонтарь. - Если нет специальной взрывчатки, так просто не вышибут. А на лестничной площадке тесно, - одной очередью всех положу!
- Это если их не взвод и не армия, - я бесшумно поднялся. - Не спеши, герой. Для начала определи, кто это.
В прихожей мы задействовали дверной монитор, и на экране тотчас высветилась одинокая фигурка.
- Надюха!.. - у меня отлегло от сердца. Включив селектор, я поинтересовался: - Ты одна?
- Одна, мое золотце, одна.
- Тогда заходи. Только в темпике! - дрожащей рукой я отвел массивный засов, щелкнул замком. Ужасающе громко дверь проскрежетала, выпевая тягостную ноту, и что-то зловещее почудилось мне в этом скрипе. Гонтарь настороженно приподнял автомат. уж он-то подобно Гансу и прочей моей охране отлично знал: двери в моих апартаментах никогда не скрипели.
Пока Гонтарь затворял дверь, управляясь с многочисленными замками, Надюха висела у меня на шее и, плачуще причитая, быстро, быстро щебетала:
- Что случилось. Ящер, миленький! Откуда эти казаки с матросами, пьяная солдатня? Я же помню, ещё вчера перед домом не было никакого памятника, а сегодня стоит!
Я гладил её по спине, мягко успокаивал:
- Поверь, это временно. Перевертыши, оптический обман. Просто не надо обращать внимания.
- Как временно? Что ты такое говоришь! А стрельба на окраине, а погромы в китайских кварталах - это что, тоже временно?
- Я же говорю: оптический обман.
- И виселицы - обман?
- Какие виселицы?
- Сегодня по плотинке проходила, видела. Какой-то генерал сидел на коне и командовал. В белых перчаточках, шашка длинная, с позолотой…
- Ну и что?
- А то, что людей по его приказу связывали и вешали на фонарях. Вдоль всего моста. Скручивали с изоляторов провода - набрасывали веревки и вешали. А двоим по рельсине к ногам привязали и в воду сбросили. Только пузыри пошли. Так страшно было смотреть!
- Зачем же ты смотрела?
- Я хотела уйти и не могла. Будто приковали к месту… А генерал такой вальяжный - в пенсне. Белая бурка, белый конь, папаха… - Надюха всхлипнула. - Говорят, какая-то доброармия. Ты можешь мне объяснить, откуда она взялась? И какая же это доброармия, если убивают людей?
- Доброармия - не от слова «добрый», а от слова «добровольно». Присядь, лапушка, - я ласково подтолкнул девушку к креслу. - Сейчас мы попьем кофейку, и ты подробно расскажешь нам обо всем увиденном. А после и мы с тобой поделимся новостями. Сообща, глядишь, что-нибудь придумаем.
Надюха забралась в кресло с ногами, набычившись, уставилась на Гонтаря.
- Он так и будет держать меня на прицеле?
- Брось, Гонтарь, - я поморщился. - Я же тебе о ней рассказывал.
Телохранитель смущенно опустил ствол АКСУ.
- Пардон, мэм. Нервишки… - Он снова расположился на диване, кованные свои каблуки выставил на журнальный столик. Надюха перевела взгляд на меня.
