— Идем со мной.
Ноги у нее были как деревянные, когда он провел ее в кухню. Джек никак не мог понять, почему он раньше не подумал об этом.
Крепко держа ее левой рукой, он с силой ударил правой ладонью по дверце микроволновки, и стекло покрылось паутиной трещин.
Кейт стала отчаянно бороться, пытаясь вырваться из его рук.
— Нет, Джек! — кричала она. — Пожалуйста, не делай этого!
Но, не выпуская ее, он быстро перевел таймер на девятку и нажал кнопку старта. Как только печка загудела, Кейт оцепенела и привалилась к нему.
— Слава богу, Джек! Слава богу!
Она разрыдалась и, дрожа, прижалась к нему. Пока глубокие рыдания сотрясали ее, он с силой обнимал Кейт. Эти звуки, полные ужаса и потрясения, как у единственного выжившего после крушения поезда, в котором погибли вся семья и все друзья, рвали ему сердце.
Что он собирается делать? И справится ли?
Не сразу, но Кейт все же взяла себя в руки и обрела спокойствие. Внезапное устранение влияния Единства — словно ее выпустили из глубокой подземной темницы к солнцу и свежему воздуху — вызывало у нее поток эмоций.
— Прости, Джек, — наконец произнесла Кейт, отойдя от него, но недалеко. — Обычно я не теряюсь, но…
— Как и любой из нас, — сказал он, глядя на нее. — Сейчас у тебя все в порядке?
Кейт кивнула, хотя на самом деле этого не думала. Что вообще значит — «все в порядке»?
— Ты хочешь сказать, я ли это на самом деле? Да. Единство пропало… по крайней мере, в данный момент. — Оно исчезло со сцены, но Кейт чувствовала где-то недалеко дуновение его крыл. — Но это победа, Джек.
— Не говори так, Кейт. — На его лице застыло напряженное выражение.
— Это правда. Мне казалось, что с каждым часом становится все меньше меня и все больше Единства. Словно злокачественная опухоль метастазами расползалась по телу, размножалась в каждом органе, во всех тканях, изгоняя здоровые клетки, — пока я вся не стала одной сплошной опухолью.
— Кейт…
— Я была на грани того, чтобы убить тебя, Джек! Если бы ты не проснулся…
У нее снова перехватило горло рыданием, когда она представила, как лезвие входит в его грудь, но на этот раз она не позволит себе снова сломаться. Времени так мало.
— Ты победишь. Я это вижу.
— Но ты не видишь, что я проигрываю. Прошлым вечером я полностью остановила нож, а вот…
— Прошлым вечером?
— Да! Пока ты спал. Тот же самый нож, но я победила. Сегодня все было по-другому. Оно оказалось сильнее. — Она вспомнила подступающее безволие, уходящее желание сопротивляться и ту страшную, уродливую часть себя, которая шептала: «Да! Сделай это! Сделай!» — Еще двадцать или тридцать секунд и…
— Боже…
— Но самое худшее, что мне это начинает нравиться, Джек. Сейчас-то меня тошнит, но когда Единство во мне… это любовь, это полное и безоговорочное приятие, это чувство, что я часть чего-то огромного и важного… знаешь, это сильнее, чем наркотик… и мой пораженный мозг уступает.
— Но сейчас ты в норме.
— Сейчас. Но я же не могу провести остаток жизни, стоя перед микроволновкой.
Он жестко посмотрел на нее:
— Не беспокойся. Тебе не придется.
Она знала, о чем он думает, но, несмотря на все, что ей пришлось испытать, эта идея продолжала привлекать ее.
— Единство и раньше нацеливалось на тебя, Джек, но теперь, когда ты убил Эллен, оно серьезно возьмется за тебя.
— Так ее звали? Кейт кивнула:
— Ее потеря нанесла Единству серьезный удар. И они хотят покончить с тобой. Они могут подстроить тебе ловушку.
— Пусть…
— Их семеро, и они могут следить за тобой, ничем не выдавая себя. Представь себе, Джек: семь умов, и каждый доподлинно знает, что думают другие, что делают и что собираются делать.
— Но они будут играть по моим правилам.
— У меня есть идея получше. — Она только что пришла ей в голову. — Увези меня из Нью-Йорка. Как можно дальше.
— То есть туда, где Единство до тебя не дотянется?
— Да. Ведь должен же быть предел его возможностям. Если я окажусь достаточно далеко, чтобы его радар меня не нащупал…
— И если они тебя не найдут, то и управлять тобой не смогут. — Когда Джек потянулся к телефону, с лица его сползло мрачное выражение, которое лежало на нем с момента появления. — Я забронирую для нас два места до Калифорнии.
— Подожди, — сказала Кейт, когда ее посетила очередная мысль. — Как только я отдалюсь от микроволновки, что помешает мне крикнуть первому же полицейскому, что ты пытаешься похитить меня?
У Джека опустились руки.
— Черт возьми…
— Мы можем отправиться на машине.
— Да, но что остановит тебя от…
— Ты можешь связать меня. — Она покачала головой, когда Джек вытаращил глаза. — И не смотри на меня так. Да, я лесбиянка, но это не значит, что я питаю разные фантазии со связыванием. Я серьезно. Свяжи меня, заткни рот кляпом, сунь в мешок, спрячь в багажнике и как можно скорее увези отсюда.
— Ты не шутишь?
— Джек, ты не представляешь, что это значит — чувствовать, как из тебя уходит душа. Как только я выйду из-под их влияния, то смогу дождаться появления лекарства.
— Давай все тщательно обдумаем, — медленно сказал он. — Давай предположим, что сегодня же вечером мы будем в Питсбурге или в Огайо. Как мы поймем, что этого расстояния достаточно? — Он показал на треснувшее стекло гудящей микроволновки. — Когда ты отойдешь от нее, я не приму на веру ни одного твоего слова.
— Очень просто. Мы возьмем печку с собой. Каждый раз, как мы остановимся, ты найдешь, куда ее подключить, и проверишь меня. Если я все еще буду в ней нуждаться, поедем дальше.
Он покачал головой:
— Не нравится мне это, Кейт. Вся эта идея, как ты часами будешь лежать в багажнике…
Мысль, что она, связанная по рукам и ногам, будет лежать в этом узком пространстве, пугала ее — но не больше, чем капитуляция перед Единством.
— Багажник большой. Огромный.
— Не знаю…
— У тебя есть идея получше?
— Нет. — Он вздохнул. — Хорошо. Но мне надо найти веревки… мягкие веревки — и поскольку мешка у меня нет, придется найти, во что тебя завернуть.
— То есть ты должен уйти и оставить меня. Он кивнул.
Эта идея испугала ее.
— А что, если микроволновка отключится?
— Я поставил ее на максимум. Таймер будет держать ее больше девяноста девяти часов.
— Вчера предсказывали, что сегодня разразится гроза. Так и будет?
— Думаю, что да.
— А вдруг отрубится электричество?
— Этого практически никогда не бывает.
— Но что, если?..
Его лицо снова обрело мрачное выражение.
— Не знаю.