«При чем здесь это?»
«Сейчас поймешь. Ответь, ты любишь Америку? Всемирного полицая, который навязывает свою волю всем, а тех кто отказывается ее принять — попросту бомбит? Можешь не отвечать, я же вижу это в твоей душе. Ты завидуешь американцам, каждому конкретному, и всей стране в целом. Считаешь что нация, которая считает что это на выиграла Вторую Мировую Войну, а Советский Союз лишь немного ей в этом помог, не заслуживает тех благ, которые она сейчас имеет. Ты сочувствуешь иракцам, сербам и афганцам, в страны которых вторглись войска НАТО. И попробуй сказать мне, что ты не радуешься каждому мертвому американскому солдату, погибшему на этих фронтах? Что мысленно не аплодируешь каждый раз, когда Ирак сбивает новейший американский „Стелс“ или подрывает американский танк? О, я вижу отклик в твоей душе. Радуешься, и еще как. Для тебя это — месть. Месть за Медянск, которого нет на американских картах, потому что они считают что за Садовым кольцом начинаются заснеженные леса и болота. Месть за погибшего в Великой Отечественной деда, память о котором — ничто для Америки, ведь Вторую Мировую выиграли они — не мы. Ведь так?»
«Так. И что с того?»
«А теперь попробуй сказать мне, что ты хоть раз испытывал жалость к этим погибшим американским солдатам. Что сочувствовал им, что думал об их семьях, оставшихся без кормильцев. Ну? Ага, вижу. Думал. ЗАСТАВЛЯЛ себя думать об этом. Считал что так откровенно радоваться смертям — кощунство. Нет, никакого кощунства, все закономерно. Это месть! И каждый раз, когда в Югославии падал на землю очередной „Стелс“, ты думал: „Может быть теперь Америка поймет хоть что-то!“ так почему же ты отказываешься признать мое право ненавидеть тех, кто заслуживает мою ненависть, и убивать тех, кого я ненавижу? Кого мы с тобой ненавидим?»
И вновь Бабай победил! Впрочем, стоило ли удивляться, что его второе «Я», двадцать четыре года совершенствовавшее свой разум, оказалось сильнее его в умении разложить все аргументы по полочкам, и в нужный момент спихнуть их все ему на голову?
«До чего же ты упрям! — Бабай вновь уловил его мысли. — Почему ты опять считаешь что дело только в моем умении философствовать и спорить? Почему ты так упорно отказываешься признать, что то, что я говорю — правда?»
— Да потому, что нельзя убивать людей! — вслух выкрикнул Женя. — И еще потому, что есть в этом мире люди, которые просыпаясь думают о том, как бы сделать кого-нибудь счастливым!
«Кто, например?» — Бабай злорадно усмехался, предчувствуя новую победу.
«Настя!»
Бабай молчал не менее минуты, собираясь с мыслями. Этот аргумент выбил его из колеи.
«Она — ребенок!» — сказал он, наконец.
«Она — ангел!»
«Ладно, пусть так. Пусть эта Настя, которую я почему-то не могу видеть — ангел. Пусть она — святая, приносящая людям добро. Ты думаешь, людям нужно добро? Им нужна сила, а значит — мы с тобой! И чтобы всякие подонки не мешали ангелам жить, и должны существовать мы! Должен существовать я!»
«Ты не прав!»
«Это ты не прав! — устало отмахнулся Бабай. — И скоро в этом убедишься».
Еще несколько минут они ехали молча, а потом…
Убить!
Это слово промелькнуло в Женином сознании. Промелькнуло так ярко и остро, что он едва не съехал с дороги, полностью отключившись от этого мира.
Убить!
Это была чья-то мысль, так же как некогда Настины мысли, принесенная ветром. Но чья…
«Это твой друг, Леха, — констатировал Бабай. — Я не терял его из виду, хоть мы постоянно и удалялись друг от друга. Его больше нет».
«Они попали в аварию? На них напали?»
«Я не сказал, что он умер. Я сказал, что его больше нет. У него обрушение. FV достало его. Теперь я точно знаю, обрушение запускает страх. Фобия, если хочешь. Стоит подумать о том, чего ты боишься больше всего на свете, и все… Эта мысль становится камушком, который запускает лавину».
«Но он жив? А Даша, Аня?»
«С ними все вы порядке, не считая того, что… Ну, что твой Леха — больше не Леха. У него, как и у Ани, теперь одна мысль — покончить с собой. Надеюсь, их удержат от этого. Их как раз сейчас сажают в грузовик МЧС, и, наверное, повезут в Омск».
«А Даша?»
«С ней все отлично, как это не удивительно. FV не оставило в ней следа».
«Почему?»
«Не знаю… У меня есть две гипотезы. Или ее сознание по каким-то причинам оказалось менее восприимчиво к FV, мы, ведь, вообще не знаем, как действовали эти волны, или она попросту ничего не боится».
Женя улыбнулся. Впервые за этот день.
«Второй вариант ближе к истине… И какой же была Лехина мысль, вызвавшая обрушение? Чего боится он?»
«Боялся, — мстительно поправил его Бабай. — Его фобией было причинить боль тем, кого он любит».
«Вот! А ты говоришь, что нет на свете добра и зла!»
«Не причинять зла, и делать добро — разные вещи».
«Ладно, не важно… Все равно с тобой бесполезно спорить!»
«Как будто с тобой — полезно?»
Женя отчетливо ощущал, как и вокруг него идет «обрушение». Не его разума — его жизни. Все, что он любил, рушилось под ударами FV, ушедшего, но оставившего после себя мины замедленного действия. И пришельцев… Чужаков, пришедших нежданно и без приглашения.
Люди, которые были ему дороги, вычеркивались из памяти. Марина, Серега. Теперь, вот, Аня и Леха. Да, они живы, но они, как сказал Бабай, больше не они.
И этого не изменить.
Оставшуюся часть пути до Медянска он ехал молча. Дорога заняла около четырех часов, и в черту города он въехал когда солнце уже клонилось к закату, превратившись в багровый шар. Было страшно… Страшно въезжать ночью, в темноте, в ставший таким чужим и опасным город. Но выбора не было — ночевать под открытым небом, довольствуясь машиной как укрытием, было еще опаснее.
По пути он проехал через десяток поселков и деревень. Сначала — через населенные людьми, пусть и растревоженные словно улей. Люди провожали проезжавший по окраинам «УАЗик» настороженными взглядами, и Женя был уверен, в эти моменты из окон домов на него смотрели десятки обрезов и охотничьих винтовок.
Трижды он въезжал в поселки в момент эвакуации. На выездах на главную дорогу стояли автобусы с логотипами МЧС, охраняемые солдатами. А в одном из поселков он нос к носу столкнулся с БМП, едва не влетев в его бронированный передок. Он сдал назад, готовясь к тому, что сейчас из люка броника посыплются десантники, которые вытащат его из машины и насильно усадят в автобус, но бронированная громадина вообще никак не среагировала на его появление. Просто объехала его по широкой дуге и покатила дальше… То ли военным просто не приходило в голову, что кто-то может попытаться въехать в захваченный чужаками Медянск, то ли у них не было ни времени, ни возможности на отлов потенциальных мародеров или просто идиотов, решивших наладить контакт с иной цивилизацией.
