– Похоже, растяжение, – сказал он с уверенностью, которой я не чувствовал.
– Надеюсь, не перелом.
– Встать можешь?
Держась за его руку, я попытался подняться и тут же отказался от этой затеи.
– Ладно. Все ясно. Держись.
Из обломков моей лыжи и ремня он соорудил нечто наподобие шины и зафиксировал ее на моей ноге.
– А ты беспокоился о креплении, – сказал я.
– Это был знак свыше, – мрачно отозвался он.
А потом с легкостью, неправдоподобной для «профессора, академического работника, книжного интеллигента», взвалил меня на спину и медленно поехал вперед. Лыжи из-за веса двух человеческих тел проваливались в снег гораздо глубже, но так ему не пришлось брести, утопая по колено.
Первые минуты Уолт довольно остроумно шутил по поводу того, какие контракты мы должны были заключить на время лыжной прогулки и сколько пунктов я нарушил своим падением.
Затем замолчал и просто тащил меня. Его плечо врезалось в мою грудь, равномерный лыжный ход укачивал. Щиколотка периодически взрывалась болью, простреливающей ногу до бедра, а затем к ней присоединилась и ноющая голень.
Снег повалил еще гуще. Лес исчез за его пеленой. Лыжню быстро засыпало.
– Двое сумасшедших одушевленных решили угробить себя сами, – заявил Уолт, останавливаясь, чтобы передохнуть.
И я, несмотря на боль, не смог не рассмеяться.
Он помог мне опуститься на землю.
Распрямил плечи. Его темно-рыжие волосы, торчащие из-под лыжной шапки, напоминали ржавчину. Губы сжались в линию, на носу стала вдруг заметна россыпь веснушек. И я подумал, что вижу его истинное лицо – упрямое, решительное лицо человека, который привык каждый день бороться за себя, знает, чего хочет, и никогда не отступится от своей цели. Даже если устанет смертельно.
– Слушай, я могу подождать. Съездишь в поселок, позовешь кого-нибудь на помощь.
– До поселка десять километров. Хочешь здесь замерзнуть?
– Не так холодно.
– В таком снегопаде я тебя не найду. Так что молчи и держись крепче.
И он снова потащил меня к жилью.
Не знаю, как долго продолжалось это блуждание под снегом. Лес мрачно молчал. Пороша съедала все звуки, кроме мягкого, ленивого шелеста тяжелых хлопьев по нашим курткам.
Небольшое происшествие, не слишком удачная лыжная прогулка могла бы закончиться для меня весьма печально, как, собственно, многое в нашем мире, если бы рядом со мной не было одушевленного.
На лыжи Уолта наметало целые сугробы, и время от времени он останавливался, чтобы стряхнуть их. А затем опять двигался вперед. В какой-то момент этого бесконечного похода я понял, что перед моими глазами вновь начинает темнеть. И Уолтер, словно зная это, сказал, отвлекая меня от боли:
– Если бы я ехал первым, тебе пришлось бы нести меня. Какой-то умник положил кусок арматуры поперек тропы, и ее слегка присыпало снегом. Со стороны незаметно. Видимо, кто-то посчитал чрезвычайно смешным, если лыжник влетит в нее с разгона.
– Уолт… спасибо.
– Ну да, благодари меня за то, что я не бросил тебя в лесу ночевать под снегом, – хмыкнул он, прекрасно зная – я сделал бы для него то же самое, что он делал для меня сейчас, не сомневаясь и не раздумывая…
Дни поздней осени короткие, и скоро стало темнеть. Сумерки окутали стволы деревьев. Под ногами стелились глубокие тени.
Уолт старался прибавить шаг, но не мог двигаться быстрее. Я заметил его утомление и сказал:
– Давай я попробую идти сам.
Он дернул головой:
– Прекрати. Я справлюсь. Побереги силы. У тебя нога сломана.
– Ты говорил, растяжение.
– Ошибся.
Следующий час тянулся в чередовании монотонного движения и коротких перерывов на отдых. Уолтер стянул с головы лыжную шапку, и белые хлопья тут же засыпали его рыжие волосы…
Наконец впереди показались огоньки поселка, влажные хлопья, падающие с неба, стали редеть.
– Похоже, это была единичная акция, разработанная исключительно для нас, – сказал мой друг, тяжело дыша.
Когда мы поднимались по ступеням одного из домов, снегопад прекратился… а вместе с ним начали таять и мои воспоминания.
Резкий голос ганлина полностью заглушил пение бури, видения из прошлого, давно пережитую боль. Я опустил флейту и прислушался. Ветер устало вздыхал где-то неподалеку. Его силы, похоже, закончились вместе с метелью. Она стихла, отползая прочь с перевала в одно из ущелий… Снегопад прекратился.
Тисса стряхнула оцепенение, потянулась, распрямляя затекшую спину, с силой потерла ладони в перчатках одна о другую.
– Холодно? – спросил я, глотнул ледяного воздуха и поперхнулся кашлем. Ганлин, напившийся моего живого дыхания, не дал нам замерзнуть, но и забрал порядочно моих сил.
Тисса взглянула на меня с беспокойством, но ни о чем не спросила. Я отдышался, убрал флейту, стряхнул снег со спального мешка, укрывавшего нас, и помог девушке выбраться из узкой каменной ниши.
Пейзаж изменился. Все вокруг стало белым. Снег сгладил неровности каменистой дороги, скрыв тропу. С запада ветер дул сильнее, и валуны, под которыми мы скрывались, с одной стороны превратились в гигантский сугроб, а с другой – чернели прежними острыми зазубринами и сколами. Склоны гор тоже побелели, и создавалось впечатление, будто они раздвинулись, отдалились, излучая тусклое молочное мерцание.
– Красиво, – произнесла Тисса, с явной неохотой признавая величественную гармонию окрестностей. – Жаль, что фотоаппарат Джейка сгинул вместе с ним. Я бы сделала пару кадров.
Она нахмурилась, вспоминая погибшего, быть может, представила, как он лежит на дне пропасти с моим ножом в груди и снег засыпает его.
– Идем дальше, Рай, – сказала девушка, передернув плечами.
Я вновь упаковал рюкзак, закинул его на спину, и мы, проваливаясь по колено, направились к спуску с перевала, чтобы пересечь еще один ледник – Чангри Шар.
Он был гораздо меньше, чем гигант Хумбу, и его ледяные глыбы выглядели не столь величественно-неприступно. Но пришлось потратить не меньше двух часов, чтобы преодолеть это препятствие.
Подъем на следующую возвышенность был пройден нами в легком тумане усталости, притупившем восприятие. Вокруг колыхалась вязкая пелена, глушившая большинство ощущений. Мы просто шагали, выполняя программу, которую задали сами себе, и пока она не давала сбоя.
Поднявшись на тропу, мы смогли перевести дыхание. Сюда метель не добралась, и дорога была отчетливо видна среди камней. Склон поднимался над ней голыми каменными уступами. За ними скрывалась вершина Чангри. А перед нами должны были стоять пики Пустынника, Чо Ла, Наулагири и Лобче, но их скрывали плотные облака.
– Смотри! – неожиданно воскликнула Тисса, показывая вперед.
