– К Курихаре прилетел отец, кажется, очень неприятный тип, – зачем-то начал рассказывать он. – Хибики на него совершенно не похож. И он… Понимаешь, Хибики же пошел со мной тогда потому, что надеялся поговорить с Сэмом через меня. Но Сэма там не было, и я не знаю, как сказать об этом. Как разочаровать его.
– Так соври.
Генри вздрогнул. Посмотрел на Сорату, но тот встретил его вопросительный взгляд совершенно безучастно:
– Соври ему. Скажи, что с Сэмом все хорошо.
– Но… – Генри не мог найти слов. – Это же будет неправдой.
– А кому станет легче от правды? Скажите мне, Макалистер-сан. Кому вообще от всей этой правды стало легче? Вам? Нет, я же вижу, что нет. Я слышал про вашу сестру. Примите мои соболезнования, однако я уже говорил, что так оно и будет.
– Зато ты жив.
– А что, если я хотел умереть? – с ожесточением возразил Сората. – Что, если это единственное утешение для меня? Об этом вы подумали прежде, чем меня спасать?
Гнев стал первой эмоцией, что Генри сумел от него добиться. Ну и пусть так. Гнев – это уже что-то. Теперь можно было перейти к самому тяжелому.
– Ты не можешь умереть, Сората. – Он вздохнул и поднялся на ноги. – Есть кое-кто, кто хотел бы с тобой попрощаться.
В карих глазах промелькнул интерес.
– Да? Кто?
Генри опустил веки и позвал:
– Кику. Я готов сдержать слово.
Он не смотрел больше на Сорату, чтобы облегчить себе задачу, только в последний раз окинул взглядом, после чего перевел его на появившуюся рядом призрачную женщину. Духи не могут плакать, но если бы могли, Кику была бы первой.
– Сора, это я. Прости, что не могу обнять.
Генри старался абстрагироваться от произносимых им слов, глядел в пол, но все равно ощутил, с какой надеждой посмотрел на него Сората.
– Кику?.. – Он резко замолчал, будто испугался, что своим криком спугнет любимую.
– Да. У меня почти нет времени, так что считай это моим последним признанием. Я нашла тебя по приказу Дикрайна, я следила за тобой по приказу Акихико, я строила козни и пыталась управлять тобой также по приказу Акихико, но полюбила я тебя потому, что сама так захотела. Я люблю тебя, Сора. Прости… Пожалуйста, прости меня.
Генри облизнул соленые губы. Как это больно – заглядывать в чужое сердце, притворяться, пусть ненадолго, другим человеком. Человеком, которого любят, который любит, в то время как после этого сам Генри станет предметом ненависти. Это неизбежно произойдет. Сората станет переносить на него вину за все свои утраты, и даже то, что он говорил от лица Кику, станет еще одной причиной навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Соглашаясь на просьбу Сакураи, Генри был к этому готов, думал, что готов.
– Я тоже… – Сората поднял голову как раз в тот момент, когда Генри рискнул посмотреть на него. – Передай, что я ее люблю.
Генри повернулся к призраку, и она под его взглядом развеялась дымкой.
– Она ушла.
Сората целую минуту не шевелился. Выражение его глаз невозможно было прочитать, да Генри и не хотел этого.
– Я пойду. – Он отвернулся. – Прости.
Сората не ответил. Его взгляд был устремлен в пустоту, в которой он, наверное, видел что-то, чего очень хотел. Генри закрыл за собой дверь, чтобы дать ему возможность побыть наедине со своими порушенными мечтами.
И еще в этот день Академия «Дзюсан» перестала существовать.
Ты остаешься, я ухожу – две разные осени для нас.
Масаока Шики
«Мне бы очень хотелось начать так – мой дорогой друг Генри.
Но, пожалуй, после такого вы немедля бросите мое письмо в огонь и будете правы. Но согласитесь, в иных обстоятельствах дружба между нами вполне могла быть возможна. Однако все это лишь пустые фантазии. А вас ведь интересует другое.
Смею предположить, при личной встрече мне пришлось бы несладко, потому и решил провести нашу, скажем так, беседу заочно. Уверен, у вас ко мне множество вопросов, и в качестве моей благодарности в этом письме я раскрою все тайны, о которых вы не могли бы узнать ни от кого другого.
Прежде всего, подтвержу ваши догадки – да, я намеренно привел вас в «Дзюсан», убедившись в искренности ведущих вас помыслов. Однако же к похищению вашей сестры я не имею ни малейшего отношения. Вы же необходимы были, чтобы обнажить истинное лицо Академии, созданной на костях и для того, чтобы эти кости множить. У вас одного хватило бы на это сил и желания, так оно и вышло. В словах сочувствия нет нужды, но раз мне выпала такая возможность, скажу – мне жаль, что пришлось играть на ваших чувствах. И неоднократно, если вспомнить Кимуру, ведь вы и сами поняли, что к вашему с ним сближению я приложил некоторые усилия, равно как и к попыткам разлучить. Простите мне и это тоже.
И еще я расскажу одну печальную и поучительную историю про мальчика, которого никто не любил. Он был совершенно особенным, этот мальчик, он видел скрытое от других, но в силу юного возраста не умел совладать с необычным даром. Этот мальчик просто хотел, чтобы у него все было, как у других детей, только эта история, увы, не имела счастливого финала. Мама и папа бросили сына из-за страха перед ним. Они молчали, но их мысли кричали громче любых слов. Им было страшно, и это чувство, противоестественное, ибо что может быть нелепее, чем бояться собственного ребенка, толкнуло их на ужасный поступок. Так мальчик лишился семьи и начал менять дома так часто, что даже перестал запоминать имена и лица. Можете представить, каково это – везде и всюду чувствовать себя изгоем, лишним, ненужным? Ловить на себе косые взгляды и ощущать отголоски ненависти и страха? Я не был чудовищем изначально, но меня сделали им, за что я даже благодарен. Поверьте, чудовищем жить гораздо легче, если вовремя забыть, что был человеком.
Скитаясь по дворам, я однажды встретил таких же отвергнутых обществом и потерявших все, что было им дорого. Вместе мы основали братство, в котором чувствовали себя равными и необходимыми друг другу. С его историей частично вы уже знакомы, скажу лишь о том, что был одним из шпионов, посланных в Академию. Мне пришлось пройти через боль и ужас, чтобы стать тем, кем я являюсь сейчас. Мои способности не просто развились с помощью доктора Дикрайна, они вышли на совершенно новый уровень. Взамен от меня требовалась лишь одна маленькая жертва – запереть себя на острове и взвалить на плечи работу, которой непонятому светилу науки было некогда заниматься. Я стал главным в Академии. Я стал Академией. Я держал ее в кулаке, знал, что, где и с кем происходит. Не только с живыми. Я превратил Синтар в тюрьму, никто не мог сбежать, а те, кто прорывался сквозь заслон, навеки становились заложниками его притяжения. Вы видели их – обезумевших в нескончаемом мучительном посмертии. Я превратился в оживший ночной кошмар, сделал себя Злом с большой буквы.
